Но по-прежнему не хватало врачей, медсестер и вспомогательных работников для выполнения этой работы. В течение нескольких дней после вспышки 1 октября пожилых врачей отправили на пенсию, в то время как студенты-медики внезапно ощутили на своих плечах обязанности опытных врачей, работая по пятнадцать часов в день.
Благотворительные организации, религиозные и политические учреждения стремились помочь. Сотни учителей, которые не могли работать с тех пор, как школы были закрыты, также вызвались добровольцами. Архиепископ Догерти направил 200 медсестер из ордена Святого Иосифа в больницы скорой помощи. Католические монахини работали в Еврейской больнице под руководством доктора Коэна, общество Святого Винсента де Поля распределяло еду, одежду и уход, а его члены были готовы копать могилы, если потребуется [22]. В качестве санитаров-носильщиков выступали десятки сотрудников вневедомственной охраны из благотворительной ассоциации патрульных [23]. В Южной Филадельфии, где эпидемия была еще сильнее, сотни продуктовых магазинов закрылись и раздавали свои товары бедным и нуждающимся, а пожарный разъезжал по улицам на старой повозке, запряженной лошадьми, обеспечивая помощь и доставляя еду [24].
Пока «испанка» не пришла в город, Колумба Вольц всегда любила звук колоколов из соседней церкви. «Они звонили радостно, ликующе, все время. Колокола были прекрасны, и они доставляли мне такую радость» [25]. Все изменилось, когда по соседству начался испанский грипп. Колумба, жившая через дорогу от похоронного бюро, смотрела, как гробы громоздятся на тротуаре.
Прекрасные колокола перестали звонить. Весь день я наблюдала, как в церковь вносят гробы, сопровождаемые печальными звуками похоронных колоколов: ««Бонг, бонг, бонг». Одновременно в церковь допускалось лишь несколько человек, и служба длилась всего пару минут – ровно столько, чтобы благословить гроб. Затем гроб вынесут и внесут еще один.
Весь день звонили похоронные колокола: «Бонг, бонг, бонг». Вдоль и поперек улицы на дверях домов висел черный креп. Я знала, что в каждом из этих домов кто-то умер. Я была очень напугана и подавлена. Я думала, что наступил конец света» [26].
Уровень смертности в Филадельфии рос: 2600 человек умерли на второй неделе октября, а 4500 умерли от гриппа и пневмонии на третьей неделе. А затем, словно в ужасной пляске, испанский грипп поразил торговые предприятия. «Однажды благотворительному обществу пришлось обратиться к 25 гробовщикам, прежде чем нашелся один, способный и желающий похоронить члена бедной семьи» [27]. Трупы оставались дома в течение нескольких дней. Частные предприятия были перегружены спросом, и некоторые воспользовались ситуацией, подняв цены на целых 600 процентов [28]. Было подано 28 жалоб на то, что кладбища взимают с семей 15 долларов за погребение, а затем заставляют их копать могилы самостоятельно. Семья Донохью, которая с 1898 года вела небольшой бизнес, была вынуждена нанять охранника, чтобы следить за гробами. Майкл Донохью, тогда еще совсем мальчик, вспоминал:
«Обычно кража гроба была бы немыслима. Это было бы равносильно разграблению могил. Но в октябре 1918 года эпидемия гриппа изменила мнение людей о пределах дозволенного: о том, что они будут делать в такой ситуации, как они будут действовать. Люди были в отчаянии. Они чувствовали, что у них нет выбора, что им некуда обратиться. Это были хорошие люди, которые не сделали бы этого в другой ситуации. Это были наши соседи, наши друзья, и для некоторых из них кража гроба была единственным способом похоронить своего любимого человека» [29].
В Филадельфии был только один городской морг, на углу 13-й улицы и Вуд-Стрит, рассчитанный всего на 36 тел. Обычно этого было достаточно для жертв убийств или неизвестных Джонов Доу
[25]. К третьей неделе октября он уже с трудом справлялся с несколькими сотнями трупов, сваленных друг на друга в коридорах и в каждой комнате, покрытых грязными окровавленными простынями [30]. Тела не были ни забальзамированы, ни покрыты льдом, и вскоре от них начинало исходить тошнотворное зловоние. Двери, оставленные незапертыми, чтобы воздух мог циркулировать, открывали вид на сцену из ада. В какой-то момент в морге было в десять раз больше трупов, чем гробов [31].
К 10 октября в морге лежало 500 трупов, ожидающих погребения, – гробовщики и могильщики не могли удовлетворять растущий спрос на свои услуги. Чтобы справиться с огромным количеством погибших, власти открыли аварийный морг на холодильном складе на пересечении 20-й улицы и Кембридж-Стрит. Еще пять импровизированных моргов будут открыты до того, как эпидемия закончится [32].
Забрать тела было тоже проблемой. Забрать труп из больницы № 1 и отвезти его на кладбище было сравнительно просто, но гораздо больше времени требовалось на то, чтобы забрать мертвых из домов и квартир. Однажды шесть фургонов и грузовик проехали по городу и собрали 221 тело, которые пролежали в помещении от одного до четырех дней [33].
После того как 528 филадельфийцев умерли за один день, священник Джозеф Корриган, директор католических благотворительных организаций города, организовал печальный конвой из шести повозок, запряженных лошадьми. Днем и ночью они прочесывали переулки и закоулки в поисках брошенных мертвецов. Волонтеры прихода и студенты-богословы возглавляли мрачный марш, неся лопаты, освещая путь керосиновыми фонарями [34].
Маленькая Гарриет Феррел жила в бедном черном квартале. «Люди были в панике. Они страдали. Плакали. Министерство здравоохранения объявило, что все умершие должны были оставаться на улице до приезда специального фургона. Но это было просто невыносимо – оставлять любимого человека на улице, чтобы грузовик увез его» [35].
Вся семья Сельмы Эпп заболела испанским гриппом.
Мои родители обратились за помощью. Они часами стояли в очереди у Пенсильванской больницы, но их не пускали. Поэтому они приходили домой и сами прописывали себе лекарства, вроде касторового масла, слабительных. Мой дед пил вино. Ничто не помогало. Все в моей семье – мои родители, тети и брат Дэниел, – все в нашем квартале были больны. Не было ни лекарств, ни врачей, ничего, что люди могли бы сделать, чтобы выздороветь. Мой дед был очень религиозен. Он был ортодоксальным евреем, носил свой талит
[26] и молился, надеясь, что Бог избавит его от этой болезни. Все в нашем доме становились все слабее и слабее. А потом Дэниел умер. Тетя увидела, что по улице едет запряженная лошадьми повозка. Самый сильный человек в нашей семье вынес тело Дэниела на тротуар. Все были слишком слабы, чтобы протестовать. В фургоне не было никаких гробов, только тела, наваленные друг на друга. Дэниелу было два года, он был совсем маленьким мальчиком. Они положили его тело в фургон и увезли [36].
Пятьдесят бальзамировщиков Филадельфии вскоре обессилели из-за спроса на свои услуги. И эту проблему частично решил изобретательный гробовщик мистер Экельс из Ассоциации гробовщиков пурпурного Креста. Мистер Экельс попросил мэра Филадельфии связаться с военным министром, который прислал десять военных бальзамировщиков [37].
