Книга Хроники испанки. Ошеломляющее исследование самой смертоносной эпидемии гриппа, унесшей 100 миллионов жизней, страница 51. Автор книги Кэтрин Арнольд

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Хроники испанки. Ошеломляющее исследование самой смертоносной эпидемии гриппа, унесшей 100 миллионов жизней»

Cтраница 51

Пегги Мортон, медсестра госпиталя № 55 в Вимрё, с ужасом вспоминала жуткие симптомы испанского гриппа. «Я помню одного человека. Я случайно выглянула из-за ширмы, и санитар начал его мыть. Лицо мужчины было темно-синим». Пегги велела санитару остановиться и доложила сестре о случившемся. Человек умер ранним вечером, а на следующее утро его тело уже начало разлагаться. «Они называли это гриппом, но нам показалось, что это какая-то страшная чума» [57].

Этот ужас разделяла и медсестра американской армии Мэри Добсон, которая отплыла в Европу на военном корабле. Мэри и еще около двадцати медсестер заболели во время путешествия, но ухаживать за ними было некому, так как сотни солдат тоже были больны. «У тебя была ужасная боль во всем теле, особенно в спине и голове, и ты просто чувствовал, что твоя голова вот-вот отвалится. В корабельном лазарете стоял ужасный запах – я никогда не чувствовала ничего подобного ни до, ни после. Это было ужасно, потому что в этом вирусе был яд» [58]. Восемьдесят солдат погибли во время путешествия в Европу, но их не похоронили в море. Вместо этого их должны были доставить в Брест и предать земле в воинской могиле. Из-за жары всю еду пришлось вынуть из корабельного холодильника, а тела – спрятать внутри. Всепроникающий страх, что испанский грипп вовсе не грипп, но что-то более зловещее, начал распространяться по Франции. Достоверность этой теории основывалась на том факте, что «явления асфиксии и цианоза, которые следовали за легочными осложнениями гриппа, могли придать лицу умирающего синюшный цвет, что напомнило о некоторых проявлениях холеры» [59]. Французский лингвист Альбер Доза привел один пример из региона Исуар в Оверни, Центральная Франция, когда местный мясник, названный «Б», получил известие, что его сын умер от пневмонии на эльзасском фронте.

«Капеллан, объявивший родителям о смерти, с обычной тактичностью уточнил, что молодой солдат умер от гриппа». Несмотря на то что в этом не было никаких сомнений, распространился слух, что сын Б умер от холеры.


Несколько человек, которые, как и я, видели эти письма, сообщили: «Вы не умрете от гриппа. Должно быть, это холера. Штабные офицеры пишут, что хотят больным солдатам и капелланам. Более того, сам отец не был уверен в официальной версии: «Я искренне верю, – признался он мне, – что этот испанский грипп был не чем иным, как холерой. Санитар с фронта, который недавно был здесь в отпуске, сказал мне, что тела, которые увозили, были покрыты черными пятнами. Все же ясно, не так ли?» [60]


Согласно Расмуссену «легенда о холере» была примером «обывательского мышления», веры в то, что, вопреки всем научным фактам, грипп на самом деле был формой холеры. Еще один пример абсолютного ужаса из-за распространения испанского гриппа и его непредсказуемой природы можно увидеть в показаниях врача в деревне Каттоли на Корсике.


Житель Каттоли, доктор медицины, однажды в субботу отправился в Аяччо со своей невесткой для лечения зубов. Через три дня после его возвращения, в понедельник, она умерла. Доктор медицины вскоре скончался.

По семейным обстоятельствам тело доктора не было похоронено так быстро, как обычно.

Ждали близкого родственника, он приехал, гроб вскрыли, люди устремились к телу усопшего для прощального объятия, девять членов семьи подхватили грипп и скончались. Особая деталь: в день похорон в церкви, где гроб с покойником находился около полутора часов, кроме отпевания, должна была происходить конфирмация. Верующие вместе с монсеньором епископом вошли в церковь, чтобы принять участие в двух религиозных церемониях. Через несколько дней 250 человек заболели пневмонией и слегли в постели, а затем 450 человек из 1100 жителей. Наконец, было зарегистрировано 600 случаев заболевания и 54 случая смерти [61].


В полевых госпиталях смерть, возможно, стала обычным явлением, но она никогда не теряла своей остроты. Стажер Маргарет Эллис из больницы № 26 в Камье возненавидела британский флаг, «потому что они всегда использовали его, чтобы прикрыть тела, когда выносили их на носилках» [62].

Один из самых трагических рассказов пришел от сестры Мэри Макколл из госпиталя № 4, которая вспоминала: «Это была очень молодая невеста, которую привезли посмотреть на ее раненого мужа. Вероятно, она подхватила инфекцию перед уходом, потому что вскоре после прибытия в палату упала в обморок. Молодая женщина умерла через день или два, и это было ужасной трагедией для бедного мужа. Потом он тоже заразился гриппом и умер» [63].

Даже перемирие не принесло утешения многим медсестрам Франции. Маргарет Эллис с горечью вспоминала, что «в тот день, когда было объявлено перемирие, ни один человек в палате не знал об этом. Они все были в бреду и не понимали, что тяжело больны. Не было ни одного человека, который бы это понял. Ни единого» [64].

Дж. С. Уэйн, который покинул Кембриджский университет, чтобы стать гражданским служащим в армии, оставил отчет свидетеля, наблюдавшего страдания, причиняемые испанским гриппом во Франции. Уже 4 ноября отмечая наличие «внутренних проблем», Уэйн достаточно оправился, чтобы насладиться празднованием перемирия 11 ноября, но за ними последовал «период длительной болезни». «Я проснулся с болью в груди, а потом у меня заболела голова. Весь день я работал машинально. Я спустился вниз, чтобы расплатиться со слугами, и лег спать». Позже проходивший мимо санитар измерил ему температуру, градусник показал 38,8 °C.


Лунной ночью меня доставили на носилках и карете скорой помощи в пункт реабилитации раненых № 19 как больного гриппом и уложили на застеленную простыней кровать в палатке. Почти не помню ничего о последующих днях. Грипп начал отступать, я был на легкой диете.

Через два дня командир сказал мне, что «болезнь почти прошла». Температура 13 ноября – 38,4 °C и 39,2 °C, 14-го – 37,8 и 37,7. Майор Кларк, кудрявый мужчина, который был моим доктором, казался рассеянным» [65].


Четырнадцатого ноября, в день своего двадцатипятилетия, Уэйн получил несколько писем из дома, и мать прислала ему часы.


«15 ноября (вечером) температура была 39,5 °C, и с тех пор оставалась выше 39,4 °C. 17 ноября, когда уже доктор Герлинг вел мое дело, мне стали измерять температуру каждые четыре часа. 18 ноября в записках доктора Герлинга впервые сообщается о пневмонии (левое легкое): в тот вечер температура достигла 40,5 °C, и старшая сестра попросила адрес моей матери.

Воспоминания расплывчаты. Помню санитара – шахтера из Дарема – раньше он обтирал меня губкой, и я помню, как он жалел мои горящие руки. Затем был поздний вечер, когда я спросил о сестре, и мне сказали, что она сможет прийти не раньше, чем через час. Я забыл, что мне было нужно, я чувствовал себя очень плохо, и только тогда я могу вспомнить, что мой разум сбился с пути, потому что у меня были некоторые путаные идеи о китайском рабочем корпусе. 19–21 ноября: температура колеблется от 37,7 до 40 градусов, и время от времени меня знобило во сне. Я почувствовал, что мое легкое не в порядке, и попытался меньше дышать. 22 ноября: правое легкое тоже пострадало, но мне не стало хуже. Сестры дали мне аспирин, & Mist Amm & Carb, [карбонат аммония, традиционное средство от сердечных заболеваний] и белладонну. Потом меня перенесли в другой шатер. Там был один офицер, Смит. Он кричал две ночи подряд, и меня усыпили снотворным. На третью ночь он умер около 9 часов вечера. Я этого не знал, пока ночная сестра Кьюли не сказала мне, когда я вернулся в прежнюю палатку. 23 ноября, после одиннадцати дней сильной лихорадки, температура упала до 37,3 °C и не поднималась больше, чем на один-два пункта выше нормы. Сестра Кьюли была родом из «пригорода Манчестера», «домашняя и очень добрая». Герлинг приходил и ежедневно прослушивал меня через стетоскоп, он однажды сказал сестре: «И вот перед нами самый безропотный человек на земле» [66].

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация