У меня был очень сильный жар и сильная потливость. Пижама и постельное белье промокли насквозь. Мама сказала, что мою пижаму можно было выжимать. Я помню, как она обтирала меня губкой, чтобы уменьшить жар. Бред был еще одним отличительным симптомом. Мне никогда не снились такие сны ни до, ни после: они были ужасающими, кружащимися, неуправляемыми кошмарами с кошмарными фантазиями.
У меня появились огромные опухоли под мышками, такие большие, что я не мог держать руки по бокам, и большие пурпурно-черные пятна на бедрах. Для любого образованного человека это было похоже на симптомы средневековой Черной смерти. Некоторые люди в то время говорили, что это был всего лишь грипп, но это больше походило на чуму.
У Стэна были собственные теории относительно происхождения этой загадочной и смертельной болезни, ощущения, которые перекликаются с чувствами жертв из Европы, Южной Африки и Соединенных Штатов: «Я все еще считаю, что это как-то связано с Первой мировой войной, со всеми этими трупами, гниющими под открытым небом на ничейной земле…» [15]
Сид Мюрхед из Оамару, Южный остров, вспомнил, как его отец вернулся домой с работы раньше обычного, возбужденный, с высокой температурой.
Мать немедленно уложила его спать в передней комнате, предназначенной для гостей или особых случаев, с несколькими полотенцами, тазом и контейнером с формалином (раствор формальдегида), используемого в качестве дезинфицирующего средства. Папа сказал, что не может ни есть, ни пить – у него пропал голос, но мама настояла, чтобы он съел тарелку каши. С помощью карандаша, бумаги и жестов папа объяснил, что у него есть бутылка виски, которая стоит в буфете как раз на такой случай, и, если она добавит немного в кашу, он ее съест. С невинным видом мама вылила в кашу полбутылки чистого виски. Папа быстро съел всю тарелку и очень скоро вспотел. Он вспотел так сильно, что пришлось несколько раз менять постельное белье. Он бредил, его бессвязную речь трудно было воспринять из-за севшего голоса. Но он стал быстро выздоравливать, и потом всегда утверждал, что именно виски и его шоковое воздействие привели к этому чудесному выздоровлению [16].
Лора Маккилкин, официантка отеля «Эмпайр», «очень сильно заболела гриппом».
Это случилось неожиданно, однажды вечером, после того как я приняла ванну. Я легла в постель и оставила окно широко открытым. Разные люди в отеле кричали: ««Лора, иди сюда, тебя зовут», но я осталась под одеялом, свежий воздух обдувал меня всю ночь.
На следующее утро мистер Кен, фармацевт и врач, прошли через отель, обрызгивая всех формалином. Я сказала им, что вижу игральные карты по всему потолку. Мой язык распух. Мистер Кен принес мне лекарство – хинин. Они хотели перевезти меня в здание Зимнего шоу, но я сказала им, чтобы они оставили меня в покое.
Потом они сказали, что я почернела, и решили, что мне конец. Еще несколько человек погибли; жену босса, горничную, бармена и буфетчицу вынесли на носилках. Но я выжила. Я уехала домой на неделю, чтобы повидаться с матерью, и в Вайрарапе все было так же плохо [17].
Для перегруженных работой врачей и медсестер жуткие сцены происходящего время от времени перемежались сценами с оттенком черной комедии. В больнице Крайстчерча медсестра Уинифред Мафф лечила молодоженов, которые были госпитализированы после того, как упали в обморок на скачках в Аддингтоне.
Жену отвезли обратно в гостиницу, но никто не знал, где она находится. Мужа положили в мою палату. Он был в бреду, то распевая гимны, то ругаясь. Он вышел, когда никто не видел, и в ночной рубашке побежал к отелю ««Риккартон». Носильщики поехали за ним на тачке, потому что другого транспорта не было. Он умер в тот же день [18].
Другой бредящий пациент, богатый фермер, сказал медсестре Мафф: «Не останавливайте меня! Мне нужно проехать двадцать миль за ночным горшком. У моего человека есть лошадь, которая ждет меня» [19].
Эти события, возможно, не казались забавными в то время, но как только медсестры ушли на перерыв и обменялись историями, «мы увидели смешную сторону вещей», например доктора, который пришел с липким стетоскопом. Он осматривал старую даму и слушал ее легкие, но, когда встал, стетоскоп остался на теле больной. «Патока, – сказала она, – очень полезна при простуде!» [20] Дороти Хобен из Веллингтона, медсестра из добровольческого отряда во временном госпитале, созданном при бывшей Торндонской нормальной школе, вспоминала: «Однажды ночью санитары привезли толстую старую женщину, которая весила, должно быть, не меньше шестнадцати стонов
[50] (100 кг) и была невероятно грязной. Мы думали, что на ней черные чулки, пока не обнаружили, что это грязь! Она была очень-очень больна. По крайней мере, бедная старая душа умерла чистой» [21].
В некоторых случаях новозеландская эпидемия испанского гриппа неожиданно пробуждала в людях хорошее. Пегги Кларк из Те Авамуту вспоминала:
«В самый разгар кризиса появился человек, назвавшийся врачом, который умело и самоотверженно работал с жертвами гриппа. Много лет спустя папа получил письмо из палмерстон-нортского суда с просьбой предоставить информацию об этом «докторе». Оказалось, что он бежал из тюрьмы Вайкерия в 1918 году и не имел медицинской профессии. Очевидно, он снова попал в беду. Папа с удовольствием написал в ответ, что восхищен работой этого человека во время эпидемии» [22].
В некоторых случаях безумие казалось единственным разумным ответом на продолжающийся ужас. Джин Форрестер, урожденная Куой, из Окленда, была членом Сент-Джонской бригады скорой помощи и работала в больнице скорой помощи, созданной в Мемориальном техникуме Седдона. «Один из пациентов Джины, описанный как индус, был в бреду и все время спрашивал, наступило ли уже четыре часа, так как тогда он должен был умереть. Пробило четыре часа, но он не умер. Он просто не мог смириться с тем, что не умер, и настолько обезумел в своем бреду, что его отправили в психиатрическую больницу» [23].
Морис О’Каллаган из Сент-Джонской бригады скорой помощи Окленда сделал ужасное открытие, когда его вызвали в дом в Грей-Линне: «Мы нашли человека, который был мертв три дня. Его тело лежало в постели, и его жена лежала в той же постели, не мертвая, но сошедшая с ума из-за смерти мужа; она не могла встать.» [24].
Медсестра Айви Ландрет из Оваки, Южный Отаго, вспомнила одну ужасную ночь, когда она была на дежурстве и узнала, что мужчина перерезал себе горло и умер. «Мой брат был одним из тех, кто занимался этим случаем. Я помню, как брат говорил, что за все время войны он никогда не испытывал ничего более ужасного, несмотря на то что сам он пережил потерю левой руки в бою при Пассендале» [25]. В Новой Зеландии, как и в других частях света, пандемия стала причиной многих трагических семейных сцен. В Куипапе, район Кэтлинс, медсестра Мэй Ньюман получила от полиции направление на работу в больнице скорой помощи. И это несмотря на то, что дом семьи Ньюман только что сгорел дотла, а Мэй должна была заботиться о своих оставшихся без матери братьях и сестрах. Однажды днем их брата Дугласа Ньюмана нашли лежащим без сознания на обочине дороги, а рядом с ним – его лошадь. Дугласа отвезли в больницу в Оваке, где выяснилось, что Мэй тоже стала пациенткой. Она дежурила в ту ночь, когда другой пациент порезал себе горло, и держала его голову, пока доктор накладывал швы.
