Якобы сверхсекретный «Проект Джордж» был обнаружен официальными лицами Университета Айовы, и через день Хультин оказался на пути в Ном, Аляска, вместе со своими коллегами – доктором Альбертом Макки и доктором Джеком Лейтоном, – получив 10 000 долларов финансирования [6]. Команда прибыла в Ном, но когда они начали раскопки, то вскоре обнаружили, что вечная мерзлота была разрушена небольшим ручьем, который изменил курс. В результате любые тела, погребенные там, разложились бы и не были пригодны для взятия проб. Как позже заметил вирусолог Джеффри Таубенбергер, термин «вечная мерзлота» является неправильным. Вечная мерзлота существует в серии непрерывных циклов «где температура то чуть выше, то чуть ниже точки замерзания. Замораживание и оттаивание – это самое худшее, что может произойти с биологическим материалом, потому что формируются кристаллы льда и пробивают отверстия в мембранах клеток, и это вызывает всевозможные повреждения. Так что, в принципе, биологические ткани не могут сохраниться, постоянно замерзая и оттаивая» [7].
Неудача не смутила Хультина и его команду, они наняли пилота и полетели на полуостров Сьюард в поисках других захоронений, так как военнослужащие, занятые в «Проекте Джордж», прибыли в Ном с полным набором бурового и землеройного оборудования. В то время как армия не нашла ничего, кроме костей, команда Хультина отправилась к миссии Бревиг, ранее известной как миссия Теллера. 85 процентов жителей миссии Бревиг умерли от испанского гриппа за одну неделю в ноябре 1918 года [8]. Исследователи эксгумировали тела и взяли образцы тканей из легких, почек, селезенки и мозга, упаковали их и отправили в Айову. Однако результаты оказались неутешительными. Несмотря на всесторонний анализ, никаких следов живого вируса обнаружено не было [9].
Почти полвека спустя доктор Джеффри Таубенбергер, заведующий отделом молекулярной биологии в Институте патологии Вооруженных сил (ИПВС), начал продумывать новый исследовательский проект. ИПВС, расположенный в кампусе Медицинского центра армии Уолтера Рида в Вашингтоне, был основан в 1862 году генералом Гражданской войны как музей военной патологии, предназначенный для борьбы с «болезни поля боя». Имея в распоряжении обширную коллекцию образцов и обладая опытом анализа тканей для диагностики заболеваний, ИПВС был ценным ресурсом как для исследователей, так и для клиницистов, считавшихся «верными членами международного биомедицинского сообщества» [10]. Каждый год ИПВС получал по меньшей мере 50 000 запросов на заключение по неоднозначным случаям от патологов. И его сотрудники, включая экспертов во многих областях патологии человека и животных, «вносили значительные или незначительные уточнения примерно в половину запросов, по которым работали» [11].
Хотя директор учреждения все еще отчитывался перед главным санитарным врачом армии, а не командующим Уолтером Ридом, институт расширил сферу своих исследований. В 1991 году Тим О’Лири был назначен заведующим кафедрой клеточной патологии и намеревался создать «подразделение молекулярной патологии с идеей, что методы молекулярной биологии будут полезны в качестве дополнения к анатомо-хирургическим методам» [12].
В результате Джеффри Таубенбергер и его команда были вовлечены в исследовательские проекты по изучению генетической структуры рака молочной железы. Также они восстанавливали РНК вируса из разлагающейся плоти мертвых дельфинов, чтобы определить, умерли животные от вируса типа кори или от состояния, известного как «красный прилив», вредного цветения водорослей, опасного для морских обитателей. Перед командой Таубенбергера, состоящей из докторов Эми Краффт и Томаса Фаннинга, а также микробиолога Энн Рид, была поставлена задача изолировать вирус из нескольких разложившихся образцов тканей с помощью метода, известного как ПЦР, или полимеразная цепная реакция.
Когда в 1995 году институту пригрозили сокращением финансирования, Таубенбергер и его коллеги ответили на это тем, что попытались применить ПЦР к огромной институтской коллекции образцов тканей.
«Эта идея была что-то вроде хобби, – признался Таубенбергер. – Мы проводили мозговой штурм с Тимом О’Лири, и идея, которую мы выдвинули, состояла в том, чтобы проанализировать все до 1918 года… грипп 1918 года был бы чем-то чрезвычайно полезным, потенциально имеющим практическое значение» [13].
Таубенбергер слышал что-то о пандемии испанского гриппа 1918 года в медицинской школе, но мало что знал о ней. Прочитав книгу Альфреда Кросби «Забытая пандемия Америки», Таубенбергер заинтересовался масштабом катастрофы и тем, как быстро она была стерта из «культурной памяти» [14]. Работая в военной исследовательской лаборатории, Таубенбергер был особенно удивлен потерями, понесенными американской армией.
США вступили в Первую мировую войну очень поздно по сравнению с европейскими странами – участницами боевых действий, поэтому было гораздо меньше американских военных потерь – около 100 000 в общей сложности за время всей войны, но из них более 40 000 умерли от гриппа. Таким образом, 40 процентов людей, которые были молоды, здоровы, хорошо питались, 18-25-летние крепкие американские солдаты умерли от гриппа в 1918 году. А это совершенно невероятное количество, если вдуматься! [15]
Решив найти следы вируса испанского гриппа, Таубенбергер заказал образцы тканей семидесяти семи солдат, погибших во время пандемии. Команда Таубенбергера искала образцы жертв, умерших от первоначальной вирусной инфекции, а не от последующей бактериальной пневмонии. Семь образцов казались многообещающими. Это был волнующий момент, когда образцы появились на его столе. «А вот и они! – сказал он. – Образцы, которые до меня не трогали 80 лет!» [16]
Эти образцы состояли из крошечных кусочков легочной ткани, сохраненных в формальдегиде, вложенных в парафин. Затем Таубенбергер и его команда попытались «разработать методы для извлечения фрагментов генома вируса из этих тканей» [17]. После семидесяти отрицательных результатов исследователи почти отказались от проекта, но он оказался настолько увлекательным, что они не хотели останавливаться. «И чем больше мы читаем об этом вирусе, о его вспышке и разрушительных последствиях, тем больше мы наполнялись решимостью осуществить этот проект» [18].
К этому времени изучение причин испанского гриппа стало для Таубенбергера чем-то вроде навязчивой идеи. «Это было просто невозможно, – признался он. – Сначала был рак молочной железы, потом дельфиний вирус и развитие Т-клеток. И грипп просто взял верх над моей жизнью!» [19].
Исследование происхождения «испанки» также было длительным и отнимало много времени. «Такого рода „вирусная археология" чрезвычайно болезненна! И очень медленна, – прокомментировал Таубенбергер. – Ты же не можешь просто пойти в морозилку и вытащить вирус. Мы должны найти подходящие образцы, взятые после вскрытия» [20].
Прорыв произошел год спустя, в июле 1996 года. Доктор Эми Краффт начала изучать образец сохранившейся легочной ткани из тела рядового Роско Вона. Рядовому Вону был всего двадцать один год, когда он заболел 19 сентября 1918 года в Форт-Джексоне, штат Южная Каролина. Неделю спустя, 26 сентября, в 6:30 утра рядовой Джексон умер от пневмонии. В 14:00 того же дня было произведено вскрытие тела рядового и извлечен патологический образец из его легкого [21]. Теперь, спустя восемьдесят лет после его смерти, рядовой Вон должен был сыграть свою роль в раскрытии тайны «испанки».
