– Забыл поблагодарить преподобного за брагу и баранину, хоть мясо и было жесткое, что мое седло… Не хочешь ли прогуляться к морю, друг мой?
Магнус не знал, что ответить. Беспечная веселость Эйрика его поражала, но отказываться он не стал. В голове чуть посвежело, когда они вышли к берегу и Магнус вдохнул полной грудью хорошо знакомый запах водорослей и соли. Его родной хутор располагался совсем недалеко, на восточном побережье полуострова.
Бухта оказалась аккуратной и тихой. Эйрик опустился на камень у воды и с удовольствием набил трубку табаком. Он перенял новомодную привычку курить табак, а не жевать его, у Боуги, который делал это с таким наслаждением, что устоять было невозможно. Однако табак Эйрика был резче и крепче, так что от угощения Магнус отказался и теперь просто наблюдал, как его друг набирает полный рот дыма и медленно выпускает через ноздри. Оба сидели в морской тишине, вглядываясь в линию горизонта, пока их размышления не прервал резкий девичий голос.
– А вы смельчаки, как я погляжу!
Магнус с Эйриком одновременно обернулись. Ловко перепрыгивая с камня на камень, к ним приближалась та самая девушка из церкви. На голове у нее теперь был не платок, а белая шапочка в форме изогнутого лепестка. Лицом девица чем-то напоминала вдову Сигрид, но была моложе и привлекательнее. Нос и щеки ее обсыпали веснушки, еще довольно бледные после зимы. Красивые полные руки то придерживали юбку, чтобы не наступить на подол, то вытягивались в стороны, помогая девушке поймать равновесие. Кончик носа незнакомки был слегка вздернут, как и ее верхняя губа. Это придавало девушке легкомысленный и добродушный вид, так что даже крупные зубы, выглядывающие между губами, ее не портили.
Когда незнакомка остановилась в нескольких локтях от них, Эйрик окинул ее пристальным взглядом с ног до головы и улыбнулся в ответ.
– Моя смелость уступает вашей, дитя мое.
Та хмыкнула и, не удостоив этот странный ответ комментарием, присела на камень между двумя мужчинами, расправив фартук.
– Думаете, теперь Гюнна встанет драугом и будет преследовать мою сестру? – без обиняков спросила она.
– Вашу сестру? – переспросил Магнус, выжидая, когда будет возможность представиться.
Девушка кивнула:
– Да, Сигрид – моя старшая сестра. Меня зовут Лауга
[7]. Я тоже вдова, если вам интересно. Вышла замуж год назад, а мой супруг через неделю после свадьбы утонул в море. Я проплакала целый месяц, а потом Сигрид позвала меня к себе жить, чтобы я не оставалась одна. Так я и стала приживалкой! – жизнерадостно закончила Лауга.
– Отрадно видеть, что горе не сломило вас. – Эйрик достал из-за пазухи вторую трубку, меньше и изящнее, и протянул ее новой знакомой вместе с понюшкой табака. Лауга поблагодарила за угощение, ловко набила трубку своими тонкими проворными пальцами и с наслаждением раскурила.
– Горе не ломает женщин, – отозвалась она безмятежно, откинувшись назад и выпуская облачко дыма из ноздрей. – Только мужчин. Но вы так и не ответили на вопрос, преподобные. Полагаете, моей сестре что-то угрожает? У нее восемь детей, младший совсем малютка. Не хотелось бы, чтобы семья пострадала, им и так придется несладко из-за потери кормильца.
– Мы не знаем, – неохотно признался Магнус. – Это невозможно предсказать наверняка. Есть некоторые, скажем так, предпосылки.
Тонкие рыжеватые брови их новой знакомой удивленно взлетели вверх.
– Какие, например? Преподобный Магнус, надеюсь, что вы не просто так явились сюда, чтобы пугать бедных деревенщин вроде нас. Мы и без того богобоязненны пуще некуда, не надо стращать нас еще больше.
Магнус замешкался с ответом, желая одновременно обойти тему жестокой расправы над Гюнной и заверить Лаугу, что и не собирался никого запугивать. Пока один пастор размышлял, что бы сказать успокоительного, в разговор вмешался второй.
– Нас беспокоит, что на теле Гюнны, когда мы его нашли, живого места не было.
– Вот как? – Лауга выглядела удивленной, но не похоже, чтобы новость ее напугала. Она нежно обхватила губами мундштук и глотнула еще дыма. Чашечка трубки помещалась в ее руке почти целиком. – Вам кажется, что ее убили, преподобный?
Эйрик не стал скрывать от девушки ничего, что касалось их визита в Грайнютоуфт. Правда, сама история получилась короткой. Он описал, как они нашли тело женщины, которая выглядела так, словно уснула на кровати, поведал, что под воротом и рукавами кожа была синей, почти черной. Лауга выслушала историю молча, задумчиво покуривая. Потом подняла глаза на Эйрика и спросила:
– Кто же тогда разорвал Корта? Есть у вас мысли на этот счет?
Серая кошка с пушистым хвостом подошла так близко к воде, что случайные брызги замочили ее шерстку. В зубах она несла половину дохлой рыбы, чьи выпученные мертвые глаза с неверием всматривались в прибрежную гальку. Должно быть, кошка все время охотилась около воды, потому что сырость ее не пугала. Она уверенно ступала своими мягкими лапками по камням, пока не юркнула в укрытие.
– Боюсь, мы вскоре это узнаем, – негромко произнес Эйрик.
* * *
К вечеру, вернув телегу владельцам, два друга еще раз внимательно, но безрезультатно исследовали домик Гюнны и вернулись в Хабнир на ночевку. Но быстро стало понятно, что никто на хуторе не желал давать им приют. То ли стараниями преподобного Одда, то ли гневом вдовы Сигрид, но двери домов везде оставались закрытыми для гостей. Одна только Лауга встретила Эйрика и Магнуса как старых приятелей. Она предложила им лежанку на земляном полу – все лучше, чем ночевать под открытым небом. Магнус попытался возразить: мол, ночевать под одной крышей с одинокой молодой женщиной не стоит даже священникам, – но Лауга только легкомысленно отмахнулась. «Никто не узнает», – пообещала она. Эйрик же гостеприимному предложению Лауги противиться не стал. В конце концов, вторая бессонная ночь дастся им тяжелее первой, а лучше бы поднакопить сил.
Магнус опасался, что кто-нибудь заметит, как они прокрадываются в дом вдовы, но у Сигрид проходили бдения у гроба: из приоткрытой двери доносились пьяное пение и детский плач. Хутор окутывали сумерки. Девочка лет пяти сидела на пороге и играла с тряпичной куклой. Проходя мимо, Эйрик ловко подхватил ребенка под мышки и поставил на ноги. «А ну-ка ступай в дом», – велел он и подтолкнул девочку к двери.
Домик Лауги прятался у задней стены дома Сигридур. К удивлению Магнуса, между ними не было коридора, и жилище младшей сестры было как будто отрезано от остальных. Впустив их внутрь, Лауга плотно закрыла двери, чтобы не сквозило, и гостей сразу окружила приятная домашняя темнота. Затем хозяйка зажгла несколько ламп и растопила очаг, бросив туда ворох сухих водорослей.
Дом Лауги оказался чистым и опрятным. Пахло в нем теплыми камнями, свежим сеном и овечьей шерстью. В углу у окна стояла прялка, кровать была аккуратно застелена. Когда воздух в комнате согрелся, женщина сняла шапку, выпустив на волю длинные золотистые волосы, заплетенные в две толстые косы. В мягком свете огня лицо ее казалось нежным и почти детским.
