Он открыл глаза. А что, собственно, его сдерживает? Почему не отправиться к ней сейчас и немедленно? Диса отдыхает в опочивальне дальше по коридору. Эйрик точно знал, что она не покинула усадьбу – Лауга и Магнус уговорили ее остаться хотя бы на день, чтобы убедиться, что с матерью и младенцем все хорошо. Накануне днем она выплеснула на него свою обиду за то, что он держался в стороне все это время. Так, может, пора стать ближе? Он не собирался, но так ведь умный не стыдится изменить свое решение. Sapiens est mutare consilium…
Эйрик встал, чувствуя, будто вся комната полыхает, а он движется сквозь пламя. Если он не сожмет Дису в руках так, что захрустят косточки, не припадет ртом к ее губам, не запутает пальцы у нее в волосах, то сам рассыплется пеплом. Он брел по коридорам усадьбы, как в дурмане. Раньше всякий раз, когда телесное ему чрезмерно докучало, он опирался на свой разум – чистый и ясный, как летнее небо. Но сейчас он словно целиком состоял из одной лишь безумной плоти. Дверь в комнату Дисы была приоткрыта. Это ли не знак? Это ли не призыв?
Он толкнул дверь и не услышал скрипа, так громко гудела кровь в ушах. Дису он разглядел, несмотря на царившую в опочивальне темноту. Девичий силуэт чернел на фоне окна, сквозь которое сияла гигантская луна. Под тонкой тканью нижнего платья угадывались очертания тела: ноги с крепкими икрами, привыкшие ходить по каменистым тропам, сильные руки, округлые плечи… Диса была не из тех болезненно хрупких дев, что встречаются на страницах галантных романов. Ее тело было выковано в жерле смертоносной Геклы, взращено на скупой каменистой почве Исландии. Сейчас она казалась Эйрику такой близкой, такой понятной, что он сам удивился, как это не соединился с ней раньше, – ведь она так и просилась в руки.
Их разделяло ровно три шага. Если Диса и была напугана, то виду не подала: вздернутый подбородок, упрямый злой взгляд, странно неуместный в этих обстоятельствах… Он обхватил ее и сжал с такой силой, что у девушки перехватило дыхание – он различил ее судорожный вздох. Зарылся лицом ей в волосы, потянул их, заставляя Дису откинуть голову. Этого вдруг показалось ему мало. Он тоже стал задыхаться, а зуд усилился, перерастая в жжение. Хотелось не просто взять ее, но забраться ей под кожу, ощутить биение ее сердца на языке, вдавить, вплавить в нее собственное тело.
Диса что-то говорила, потом закричала, но Эйрик различал только ее голос, слов разобрать он уже не мог. Девушка забилась у него в руках, и он сжал ее сильнее, ломая сопротивление. Она была сильной, но его тяга – сильнее. Его похоть сожгла весь воздух в комнате. Рубаха сползла с ее плеча, и Эйрик вонзил зубы в эту зовущую плоть…
А потом в спину вдруг ударило холодом. На мгновение он оглох и ослеп, после чего ледяная волна хлынула внутрь, возвращая ему рассудок. Как преступник, убивший кого-то во хмелю, Эйрик с ужасом смотрел на свои руки, обхватывающие сопротивляющееся тело, на розовый след от укуса на девичьем плече, и не мог поверить, что это он натворил. Пастор отпустил Дису так резко, что она упала бы, не схватись за тяжелую штору. Спине все еще было холодно. Преподобный инстинктивно завел руку назад и нащупал свои лопатки – кто-то разрезал кофту от ворота до самого подола.
– Пришел в себя?
Магнус выглядел собранным – не так, как человек, внезапно заставший лучшего друга за попыткой изнасиловать гостью под своей крышей. В левой руке он держал нож, которым вскрывал конверты.
– Все-таки есть свои достоинства в том, чтобы быть духовидцем, – пояснил он и обратился к Дисе: – С вами все хорошо, йомфру?
Она ощупала свою шею и укушенное плечо. Эйрик заметил, что рука у нее дрожит, а вокруг губ краснота.
– Все в порядке, преподобный.
– Я не знаю, что на меня нашло, – сказал Эйрик, и ему самому стало тошно от того, как жалко это прозвучало. Но он и впрямь не знал, что толкнуло его на такую низость! Одному Богу известно, чем бы все закончилось, не объявись Магнус так вовремя.
– На тебя нашла трава Браны, насколько я могу судить, – ответил Магнус. Смотрел он при этом только на Дису. – Йомфру, вы хоть подумали, что могло произойти? Какой непоправимый ущерб вам был бы нанесен!
Она сверкнула глазами. Эйрик осторожно вынырнул из кофты. Между лопатками зудело – возможно, Магнус, разрезая ткань, задел кожу. Приворот? Диса его приворожила? Эйрик поверить в это не мог.
Во времена их учебы в Скаульхольте среди школяров ходила, как им тогда казалось, остроумная шутка. Если начертать на камушке гальдрастав и успеть урвать короткий поцелуй у девушки-прислужницы, то не пройдет и нескольких минут, как она сама повиснет у тебя на шее, выкрикивая непристойности. Семинаристы, ставшие свидетелями этой забавы, хохотали до упаду, а девушки, едва с них спадало действие чар, убегали в слезах, прикрывая платками лица. Эйрик никогда не принимал участия во всеобщем веселье, но и не останавливал шутников. Как-то раз, когда юноши уже собирались ко сну, он, не говоря ни слова, подошел к главному зачинщику подобных шалостей и отрывисто клюнул его в губы. Следующие полчаса громовой хохот из дормитория доносился даже до спален учителей. Семинаристы наслаждались зрелищем того, как поцелованный ползал на коленях перед невозмутимым Эйриком, цеплялся за его одежды и оглашал спальню такими скабрезностями, что кое-кто даже заткнул уши, дабы не осквернять свой слух. Хуже того: Эйрик заранее попросил Боуги пригласить в дормиторий всех служанок, над которыми когда-то потешался этот парень, чтобы давешние жертвы могли от души возликовать и ощутить себя отмщенными. Магнус тогда сказал, что это справедливо, но Эйрик ничего не ответил. По правде говоря, им двигали вовсе не жалость к девушкам или оскорбленная мораль. Ему просто было не по душе, когда кто-нибудь из однокашников пытался прыгнуть выше головы и пустить пыль в глаза, выдавая себя за настоящего колдуна. С конкурентами Эйрик обходился без всякого милосердия.
Сейчас он впервые задумался над тем, что должны были испытывать те девушки, выбегающие из дормитория. Как им было омерзительно ощущать, что ими воспользовались, все равно что надругались… Больше всего Эйрику хотелось искупаться в ледяной воде и переодеться в чистое. А еще – получить ответ.
– Зачем вам это понадобилось, дитя мое? – Он старался, чтобы голос звучал ровно, но нотки гнева сдержать не удалось. – Захотели показать свое мастерство? Подшутить надо мной?
– Да. – Никакого раскаяния в ее взгляде не было. Ликования, впрочем, тоже. – Захотела проверить, справлюсь ли я со знаменитым пастором Эйриком, которого восхваляет или проклинает вся Исландия… Понравился мой подарок?
– Уверен, вы сотворили это не со зла.
– Откуда вы знаете, преподобный? С чего вы вообще решили, что знаете меня? Всего год назад вы называли меня «Далилой» и «дьяволицей», а сейчас вдруг заявляете, что я не способна на приворот из злости и обиды. Определитесь уже, нужно ли спасать мою душу или я святая?
Голос ее шумел морской бурей. Шторм словно проник сквозь окно и подхватил ее слова.
– Хочу, чтобы вы знали, пастор Эйрик: если бы тогда, в Саксонии, кто-нибудь сказал мне, что, едва мы сойдем на землю, вы не удостоите меня ни строчкой, ни словом, я бы не сомневалась ни секунды. Я бы упала в ноги Кристофу Вагнеру и умоляла этого негодяя оставить меня при себе – служанкой ли, любовницей… Да хоть ночной горшок ему выносить! Даже это лучше, чем прозябать тут в одиночестве!
