Бьёрн вряд ли обрадуется, если Диса заговорит с его батрачкой, и неизвестно, как отнесется к этому Рагнхильд, так что нужно было сделать все тайно. Повитухе не понравилась внешность беременной: чересчур большой живот, вздувшиеся, не помещающиеся в башмаки ноги, красное потное лицо…
На кухне, кроме Стейннун, толкалась еще одна батрачка – совсем молодая девчонка. На вошедшую сестру хозяина она зыркнула недовольно. Еду почти всю разнесли, так что служанки устроились пообедать с мисками скира. Судя по тому, что сидели они в разных углах кухни, дружбы между ними не было, и говорить друг с другом им не хотелось. Наверняка девушки с хутора теперь смотрели на Стейннун по-другому: те, что поумнее, – с сожалением, а недалекие – с завистью. Хотя чему уж тут завидовать…
– Эй, Стейннун, пойдем-ка на воздух.
Девушка вздрогнула от неожиданности. Появление Дисы смутило и напугало ее, но спорить она не решилась: то ли потому, что гостью с Бьёрном связывали кровные узы, то ли из-за слухов, которые кружили вокруг их с Эйриком пары.
Снаружи Стейннун вздохнула полной грудью. Мягкий весенний воздух облегчил ее страдания, да и самой Дисе не нравилась сумеречная духота бадстовы. Ее перестало тошнить лишь пару дней назад, и она все никак не могла поверить своему счастью. Стейннун стянула с головы платок и обтерла им потное лицо. Платок был пестрый – явно чей-то подарок. Свой громадный живот она придерживала обеими руками, загораживая его от всего мира.
– Бьёрн говорит, великан родится. – Она сама не знала, каким тоном нужно такое произносить: с гордостью или со стыдом. Вины Стейннун в том, что произошло, не было никакой, да только остальной прислуге это не втолкуешь.
– А Рагнхильд что говорит? – полюбопытствовала Диса, подталкивая батрачку к лавке у стены. – Ну-ка, присядь сюда.
Стейннун рукой нащупала сзади доску и тяжело опустилась на нее, вытянув ноги. Загорелые, изъеденные мошкой щиколотки вздулись. Диса присела перед служанкой на корточки и деловито ощупала живот.
– Чтобы от работы не отлынивала, – тихо ответила Стейннун, отворачиваясь. – А я и не отлыниваю! Делаю столько же, даже больше! Я же не больная какая-то. Моя матушка вон троих родила и не заметила, чем я хуже?
Можно было только представить, как тяжело Рагнхильд приняла беременность подруги. Диса не упрекала невестку: та старалась быть Бьёрну хорошей женой, но больше подошла бы человеку ученому и заботливому, – такому, как Эйрик, – который принял бы ее бесплодие со смирением. Но их семье давно не везло. Это началось задолго до того, как Гисли и Маркус сгинули в море, и даже еще до того, как Хельга связалась с рыбаком и родила от него детей. Должно быть, чтобы выяснить, когда именно все сломалось, нужно было заглянуть глубоко в прошлое и покопаться в жизни предков – первых выходцев из Норвегии, высадившихся на берегах Исландии.
Иногда Диса утешала себя тем, что, выйдя замуж за Эйрика, разорвала проклятие и получила в руки нити, из которых сумеет соткать себе новую жизнь. Она смотрела на здоровых и крепких детей Сольвейг, на ее простое счастье матери и хозяйки зажиточного хутора и думала, что у нее тоже могло бы получиться…
– Сейчас еще ничего, – доверительно шепнула Стейннун, позволяя Дисе изучать свой живот. – На Пасху было совсем тяжко, я думала, задохнусь. А теперича хоть дышать могу свободно.
– Это потому, что живот опустился. Значит, рожать скоро.
– Мне порой кажется, что вот-вот. Сплю совсем худо – еще бы, такого барашка таскать! А наутро вроде ничего. Расхожусь и думаю: нет, подождет еще мальчуган.
Диса нахмурилась:
– Это Бьёрн тебе внушил, что ты пацана ждешь?
– Все бабы в один голос твердят! – Было видно, что сомнения повитухи напугали Стейннун. – Даже старая Тоура, упокой Господь ее душу, обещала мне, что ношу крепыша.
Не стоило Тоуре обнадеживать девчонку, подумала Диса, прижимая ухо к животу. Под конец жизни ее наставница сделалась глухой и слепой, и верили ей скорее по привычке. Тоура привела на свет много детей, но нельзя, одной ногой стоя в могиле, по-прежнему нащупывать в другой женщине новую жизнь. Вот и сейчас Тоура ошиблась, и эта ошибка могла дорого стоить батрачке.
– Бьёрн, поди, ждет не дождется?
Брату внебрачный ребенок грозил штрафом. Впрочем, для зажиточных бондов это ничего не значило, если только не повторялось из года в год. Одного бастарда приживали многие, но вот за троих можно было и на виселицу попасть. Вряд ли Бьёрн откровенничал на эти темы со служанкой, но Дисе хотелось выяснить, что он ей наобещал.
– Говорит, если рожу сына, даст мне приданое и замуж выдаст! Буду жить как у Христа за пазухой. – Глаза Стейннун возбужденно горели. Еще бы! Кто из девушек не надеется отыскать себе мужа? Но в брак могли вступать лишь те, у кого что-то было за душой, а работницы трудились за еду да одежду. Да и как прокормить дитя? Это ж за год все равно что корову купить! Даже самые здоровые батраки такого себе не позволяли. Разве что Бьёрн собирался взять младенца полностью на содержание, если тот ему понравится.
– У тебя будет двое детей, Стейннун, а не один. Потому и живот такой громадный.
Девушка открыла рот от удивления:
– Не бывает такого!
– Редко, но бывает. У нашей с Бьёрном матушки была сестра, которая с ней одну утробу делила.
– А где она теперь?
Диса никогда не принимала близнецов, но от Тоуры слыхала, что обычно один из младенцев рождается совсем хилый, потому что другой из него соки пьет. Хельга подтверждала: ее новорожденная сестра не прожила и трех дней.
– Может, почудилось? – с надеждой спросила Стейннун.
Повитуха и рада была бы ее утешить. Но если это не двойня, значит, у ребеночка пара голов на двух шеях, да пара сердец, не иначе. Вряд ли это обрадовало бы батрачку.
– А вдруг ты принесешь Бьёрну не одного, а двух сыновей? Не думала об этом?
Диса стянула с ног работницы башмаки. Как она и ожидала, щиколотки и пальцы вспухли, словно их накачали воздухом. Из-за тесной обуви ступню покрывали влажные мозоли.
– Ноги все время вздуты? – уточнила повитуха, поднимаясь и ощупывая шею и руки батрачки. Эти вроде не так отекли, и то слава богу.
– Под вечер только.
– Хорошо. Тогда задирай их повыше, когда ложишься спать, и в холодной воде бултыхай – легче будет. Я навещу тебя через неделю, проверю, как ты.
Не похоже было, чтобы Стейннун это обрадовало. Видимо, она решила, что Диса своими чарами сотворила ей двоих детей, и черт знает, чего теперь ждать. Повитуха не расстроилась. Ее дело – предложить помощь, а уж если женщина от нее отказывается, пускай пожинает плоды.
По возвращении домой ее снова настигла тошнота: не такая, которая внутренности наизнанку выворачивает, а та, что зудит и зудит, как укусы мошки.
– Если у меня не получится родить, – обратилась она к Эйрику, – и я узнаю, что ты заделал ребенка батрачке, я тебе хрен отрежу.
