Но если китайское руководство открыто заявляет о своих намерениях и действиях, то корпорации, использующие цифровые технологии, делают это тайно, но не менее масштабно. Мы уже привыкли к назойливой целевой рекламе, для создания которой без нашего ведома используется персональная информация (включая содержание поисковых запросов). Мы привычно ставим фильтры на компьютерный спам и уже перестали удивляться очередным новостям об утечках банковской информации или налоговых баз данных.
Все эти события далеко не безобидны. Хотя цифровизация и цифровые технологии сами по себе этически нейтральны, вопрос в том, для каких целей и в чьих интересах они используются. А это уже сфера правового регулирования.
К примеру, цифровые защищенные деньги — это удобно. Однако анонимность этого инструмента и «иммунитет» в отношении юрисдикции конкретных государств недопустимы, поскольку в результате будет создана очередная финансовая пирамида, население потеряет деньги, а государство — суверенитет. Эти риски должны быть исключены на правовом и программном уровне.
Распределенные сети также полезны и очень эффективны. Однако операторы этих систем должны быть подконтрольны, а достоверность циркулирующей информации должна быть гарантирована.
В общем, нравится нам это или нет, но тотальную цифровизацию общества и всех его систем, включая личную жизнь, уже невозможно остановить. Конечно, можно пойти по пути луддитов, которые пытались остановить прогресс, уничтожая станки и машины. Но в итоге они проиграли. Поэтому сегодня вместо того, чтобы противостоять объективному развитию событий, надо ускоренными темпами создавать механизмы защиты личности, ее базовых прав и свобод, и в том числе конституционных, в новой тотальной цифровой среде.
В принципе, подобные попытки были. Французы пытались написать что-то вроде Всеобщей декларации прав человека для цифрового мира. Но дело даже до дискуссий не дошло.
Поэтому, я уверен, именно Россия должна стать первопроходцем и написать первую в мире «Цифровую Конституцию». Я постоянно над этим думаю, потому что задача очень непростая. Настоящий вызов и для теории, и для практики.
Во-первых, есть множество нерешенных вопросов, которые носят даже не теоретико-правовой, а философский характер.
Например, как соотносятся права виртуальной и реальной личности? Каким может быть «базовый набор» прав и свобод виртуальной личности и виртуального гражданина? Как их определить применительно к цифровой реальности? Поскольку цифровой мир не имеет границ, то каким образом можно добиться хотя бы минимального единства в представлениях о системе ценностей и их иерархии или о соотношении свободы и безопасности? Ведь то, что в одной традиции представляется всеобщим благом, в другой понимается как вселенское зло. Таких сущностных вопросов множество.
Безусловно, можно ограничиться «Цифровой Конституцией», действующей в рамках российского сегмента интернета. Однако даже в российском обществе представления и ожидания людей в отношении цифрового мира очень различны. А что уж говорить о различиях в интересах и подходах общества и государства?
Во-вторых, есть множество вопросов к технологической стороне реализации «Цифровой Конституции». Каким образом, какими технологическими средствами конституционные права и свободы могут быть гарантированы в цифровом пространстве? На сегодняшний день технологии чаще используются для фактического нарушения этих прав, чем для их гарантий.
Не менее важно обеспечить правовыми и технологическими средствами гарантии раскрытия данных о владельцах сетевых ресурсов и дать возможности внешнего контроля со стороны общества за деятельностью цифровых корпораций. В сложившейся на сегодняшний день ситуации возник явный дисбаланс: об обычных цифровых гражданах известно буквально всё, а о «цифровых магнатах» неизвестно практически ничего.
Одна из ключевых задач: дать гражданам возможность по первому запросу получать сведения о том, какие операции на текущий момент производятся с их персональной информацией; каким образом и с какими целями она накапливается, обрабатывается и передается. Причем важно получать ответы не «в общем и целом», а в режиме реального времени: что происходит в текущий момент с персональными данными человека, кто и как ими пользуется?
Для решения всех этих проблем потребуется совместная работа ученых самых разных специальностей, включая компьютерщиков.
Уверен, давно настало время не просто фантазировать на тему «Цифровой Конституции», но формулировать конкретные идеи и предложения. У России есть все необходимое, чтобы не только первой в мире создать собственную суверенную «Цифровую Конституцию», но и стать инициатором международной конвенции о гарантиях и защите прав человека в цифровом мире, к которой должны присоединиться все страны — члены ООН.
Как простенький цифровой алгоритм изменил политическую систему в СССР
Вот, написал я, что мы можем не успеть с нормальной многопартийностью и нормальным парламентом, потому как на дворе цифровая революция и депутатский институт исчезнет, как мамонты с лица земли, и понял, что надо бы объясниться поподробнее.
О чем это я?
Для начала, пожалуй, вернусь немножко назад и расскажу, как электронная система голосования изменила политическую систему СССР, а потом и России.
Дело было в 1989 году.
Я тогда постоянно продвигал идею, что право должно стать той областью гуманитарного знания, которая подлежит алгоритмизированию и автоматизации. Поскольку я был руководителем лаборатории правовой информатики и кибернетики в МГУ, то, кажется, с подачи Константина Лубенченко, Анатолий Лукьянов пригласил меня в аппарат Верховного Совета СССР. И там я вместе с ленинградскими программистами стал создавать для Съезда народных депутатов СССР и союзного парламента первую в стране систему электронного голосования. Потом аналогичный проект мы делали для Съезда народных депутатов РСФСР и Верховного Совета РСФСР.
В работе съезда участвовали 2250 делегатов, времена единогласного одобрения остались в прошлом, а считать голоса вручную, по головам, было очень неудобно. Вдобавок постоянно бы возникал вопрос: а кто считал и честно ли считали? И поскольку бесконечно вставала тема доверия к результатам голосования и точности подсчета голосов, то мы придумали решить проблему с помощью современных технологий. И тогда руководство КПСС приняло решение о создании для Съезда народных депутатов СССР электронной системы голосования. В те времена компьютерам еще верили больше, чем самим себе.
То, что случилось потом, можно назвать «электронной революцией». Неожиданно для всех, включая меня, наша элементарная с технической, программной, алгоритмической точек зрения система произвела настоящий политический переворот. Думаю, что если бы те, кто в СССР решил внедрить идею электронного подсчета голосов, понимали, к чему это приведет, то депутаты голосовали бы до сих пор поднятием рук или бюллетеней.
В основе придуманной нами системы голосования лежала интересная идея. Смысл ее состоял в том, что норма права, норма закона, если к ней относиться профессионально, — это очень жесткая логическая конструкция. Юристы знают, что в ней имеется всего три элемента: гипотеза, диспозиция, санкция. И все они связаны между собой логическими функциями. Получается, что профессиональный юридический язык — едва ли не единственный язык, поддающийся алгоритму.
