– Ежегодная. Каждый раз новый составитель. В следующем году – ты.
– Я не пишу рассказы.
– Тебе и не надо. Ты выбираешь. По своему усмотрению.
– Хад, у меня нет времени на чтение тысячи рассказов, из которых надо отобрать двадцать хороших.
– Найми кого-нибудь. Чтобы читать. Все так делают. А ты только представишь список.
– Это неэтично.
– Этично. Если никто не узнает.
– А кроме того, – продолжал спорить я, – составитель всегда сам пишет рассказы.
– Издатель и я. Мы – друзья. Доверься мне. Очень престижно.
– Я не хочу этим заниматься, Хад.
– Ежегодник – часть литературного процесса. Ты – автор Ваксса. Ты должен участвовать в литературном процессе. Быть его частью.
– Нет. Это не для меня.
– Для тебя.
– Не для меня.
– Для тебя. Поверь мне. Я тебя знаю.
– Не пытайся об этом договариваться, – предупредил я. – Я откажусь.
– Ты теперь на вершине. Элита.
– Нет.
– Тебя занесут в пантеон.
– Я сейчас положу трубку, Хад.
– В американский литературный пантеон.
– До свидания, Хад.
– Подожди, подожди. Забудем о рассказах. Подумай… тот великий.
Как бы ни хотелось прекратить телефонный разговор с Хадом Джеклайтом, удивление, ужас и любопытство заставляли удерживать трубку у уха.
– Какой великий? – спросил я.
– Думаю, «Великий Гэтсби».
– И что с ним?
– Кто этот парень? Автор?
– Эф Скотт Фицджеральд.
– Разве не Хемингуэй?
– Нет. Фицджеральд.
– Полагаю, ты должен знать.
– Раз уж я в элите.
– Именно. Я поговорю с ними.
– С кем?
– С распорядителями его наследства. Ты напишешь. Продолжение.
– Это нелепо.
– Ты сможешь это сделать, Кабстер. Ты – талант.
Я не мог поверить, что слышу собственный голос.
– «Великому Гэтсби» продолжение не требуется.
– Все хотят знать.
– Знать что?
– Что случилось потом. С Гэтсби.
– В конце книги он умер.
– Верни его. Найди способ.
– Я не могу его вернуть, если он мертв.
– Они всегда возвращают Дракулу.
– Дракула – вампир.
– Вот ты и нашел. Гэтсби станет вампиром.
– Не смей звонить распорядителям наследства Фицджеральда.
– Это твой звездный час, Каббо.
– Я ненавижу «Великого Гэтсби».
– Пантеон. Ты уже на пороге.
– Я вынужден закончить разговор, Хад.
– Мы должны воспользоваться моментом.
– Возможно, мы не должны.
– У меня болит живот, Хад. Надо идти.
– Болит живот? Где именно? Что у тебя болит?
– Мне надо идти. Простата донимает.
– Простата? Тебе только сорок.
– Мне тридцать четыре, Хад.
– Того хуже. Эй, это не рак? Нет?
– Нет. Просто срочно захотелось отлить.
– Слава богу. Я буду думать дальше.
– Я знаю, что будешь, Хад.
Я положил трубку.
Обычно после такого звонка Хада я бежал к Пенни, чтобы поделиться подробностями. Иногда на этом для нас обоих рабочий день и заканчивался, независимо от времени суток. Потом мы просто не могли сосредоточиться.
Хад заключал для своих клиентов чрезвычайно выгодные контракты. В этом я не мог не отдать ему должное.
И за несколько минут или даже секунд до звонка, обещанного Джоном Клитрау, я окончательно убедился в том, что давно уже подозревал: у Бога есть чувство юмора. Он ожидает, что у нас найдутся поводы для улыбки даже в самые черные дни.
Глава 16
Когда зазвонил мобильник, в голове все еще рикошетом отдавался голос Хада Джеклайта, без сомнения, уничтожая нервные клетки, точно так же, как молекулы свободных радикалов повреждают ткани тела и ускоряют процесс старения, если человек не включает в диету антиоксиданты.
– Я звоню вам с одноразового мобильника, – сообщил Джон Клитрау. – Больше ничего не решаюсь покупать на свое имя. Я выброшу его и куплю другой, как только закончу этот разговор. Скорее всего, второго уже не будет, поэтому умоляю вас, Каллен, ради бога, не записывайте меня в безумцы.
– Вы – не безумец, – ответил я. – Вы – блестящий писатель.
– За последние три года я не написал ни слова, а если в последующие пять минут вам не покажется, что я – псих, считайте, мне не удалось донести до вас катастрофичность положения, в которое вы попали.
– Мне уже приходилось иметь дело с, казалось бы, невероятными фактами, – ответил я. – Продолжайте.
– Когда в прошлый вторник появилась рецензия Ваксса на ваш новый роман, я ее не увидел. Прочитал лишь несколько часов тому назад. После чего пытался раздобыть номер вашего телефона. Надеюсь, вы не приняли его критику близко к сердцу. Это желчь и блевотина завистливого и невежественного человека, вонь которых, по его разумению, скрыта саркастическим юмором, но сарказм этот не острее кувалды, а юмор – и не юмор вовсе, а шутки интеллектуального хлыща, который всего лишь сопит, когда думает, что выдает звонкую фразу.
Инстинкт выживания подсказывал, что я должен доверять Джону Клитрау. И хотя я понимал, что мне понадобится все, что он мне выскажет (возможно, я уже знал, о чем пойдет речь), слушать ужасно не хотелось.
Вот почему, в свете недавних событий, я держался настороженно, не решился хоть каким-то боком задеть Ваксса, который мог срежиссировать этот разговор, сидеть рядом с Клитрау, слушая каждое мое слово. Паранойя, конечно, но я с этим ничего поделать не мог.
– Полагаю, он имеет право на собственное мнение, – ответил я.
– У него нет мнения, если мы говорим об объективности и анализе, – возразил Клитрау. – У него только определенная политика, даже программа действий. Но прежде всего вы не должны на него реагировать.
– Моя жена так и сказала: «Плюнь и разотри».
– Мудрая женщина. Но, возможно, и этого будет недостаточно.
– Дело в том, что полностью я ее совету не последовал.
– Господи! – выдохнул Клитрау с таким отчаянием в голосе, будто только что услышал о страшной трагедии.
