Стало еще хуже.
Для безликих орд Интернета это превратилось в состязание. Кто пробьется сквозь мою броню, кто поразит мои глаза отравленным видеоклипом, который заставит меня содрогнуться и отпрянуть?
Боты отправляли мне сообщения, маскируясь под других родителей, чьи дети погибли при массовых расстрелах, и швыряли в меня омерзительные видео, когда я вносила их в белый список. Они присылали мне презентации, посвященные памяти Хейли, которые, после того как броня их пропускала, превращались в жесткое порно. Они собирали деньги для курьеров и арендовали дроны доставки, чтобы оставлять возле моего дома фигуры совмещения, окружая меня ДР-призраками Хейли, которая извивалась, стонала, визжала, ругалась, издевалась.
Хуже того, они заставляли изображения окровавленного трупа Хейли дергаться под веселую музыку. Ее смерть стала шуткой вроде "прыгающего хомячка", одного из первых Интернет-мемов моей молодости.
Грег Форт
Иногда я думаю, правильно ли мы понимаем понятие свободы. Мы ценим "свободу на" гораздо больше "свободы от". У людей должна быть свобода на владение оружием, а потому единственный выход – учить детей прятаться в чуланах и носить пуленепробиваемые рюкзаки. У людей должна быть свобода писать и говорить все, что вздумается, а потому единственный выход – научить объекты их высказываний носить броню.
Эбигейл просто приняла решение, а мы не стали возражать. Слишком поздно я начал умолять и просить ее прекратить, остановиться. Мы могли продать дом и переехать куда-нибудь, подальше от соблазна общаться с другими представителями человечества, подальше от мира, который был всегда на связи, и от океана ненависти, в котором мы тонули.
Но броня Сары дала Эбигейл ложное чувство безопасности, заставила ее удвоить усилия, сцепиться с троллями. "Я должна сражаться за свою дочь! – кричала она мне. – Я не могу позволить им осквернить ее память!"
По мере того как тролли активизировались, Сара присылала нам все новые прошивки для брони. Она добавила слои с названиями вроде "дополнительный конфронтационный набор", "самомодифицирующиеся детекторы кодов", "автоматические корректоры визуализации".
Снова и снова броня держалась короткое время, после чего тролли находили новые лазейки. Демократизация искусственного интеллекта означала, что им были известны все техники, которыми владела Сара, и у них тоже были машины, умевшие обучаться и адаптироваться.
Эбигейл меня не слышала. Мои просьбы оставались без ответа; быть может, ее броня научилась считать меня еще одним злобным голосом, который требовалось отсечь.
Эмили Форт
Однажды мама прибежала ко мне в панике.
– Я не знаю, где она! Я ее не вижу!
Она много дней не разговаривала со мной, одержимая проектом, в который превратилась Хейли. Я не сразу поняла, что она имеет в виду. Потом села вместе с ней за компьютер.
Она кликнула по ссылке на мемориальное видео Хейли, которое смотрела несколько раз в день. Оно придавало ей силы.
– Его нет! – сказала она.
Открыла облачный архив наших семейных воспоминаний.
– Где фотографии Хейли? – спросила она. – Здесь одни заглушки.
Она показала мне свой телефон, резервную копию, планшет.
– Ничего нет! Ничего! Нас взломали?
Ее ладони беспомощно затрепетали перед грудью, словно крылья попавшей в силок птицы.
– Она просто исчезла!
Я молча подошла к полкам в гостиной и взяла один из ежегодных фотоальбомов с отпечатками фотографий, которые мама делала, когда мы были маленькими. Открыла альбом на семейном портрете, снятом, когда Хейли было десять, а мне восемь.
Показала ей страницу.
Очередной придушенный вскрик. Ее дрожащие пальцы постукивали по лицу Хейли на странице, словно искали что-то, чего там не было.
Я поняла. Мое сердце переполнилось болью, жалостью, которая разъедала любовь. Я протянула руки к ее лицу и осторожно сняла очки.
Она уставилась на страницу.
Всхлипывая, обняла меня.
– Ты ее нашла. О, ты ее нашла!
Казалось, меня обнимает чужая женщина. Или это я стала ей чужой.
Тетя Сара объяснила, что тролли очень тщательно подошли к своим атакам. Шаг за шагом они научили броню моей матери распознавать Хейли как источник ее тревоги.
Но в нашем доме шло и другое обучение. Родители обращали на меня внимание только тогда, когда это имело какое-то отношение к Хейли. Казалось, они больше меня не видят, словно стерли меня, а не Хейли.
Моя скорбь стала темной и едкой. Как мне тягаться с призраком? С идеальной дочерью, которая была утрачена не однажды, а дважды? С жертвой, которая требовала вечного покаяния? От этих мыслей я чувствовала себя ужасно, но ничего не могла с собой поделать.
Мы тонули под гнетом своей вины, каждый сам по себе.
Грег Форт
Я винил Эбигейл. Это не повод для гордости, но я винил ее.
Мы кричали друг на друга и швыряли тарелки, заново разыгрывая полузабытую драму, которую играли мои собственные родители, когда я был ребенком. Осаждаемые чудовищами, мы сами превратились в чудовищ.
Убийца лишил Хейли жизни. Эбигейл принесла ее образ в жертву ненасытной утробе Интернета. Из-за Эбигейл мои воспоминания о Хейли всегда будут видеться через призму ужасов, начавшихся после ее смерти. Она призвала машину, которая превратила людей в один огромный, коллективный искажающий глаз; машину, которая поймала память о моей дочери и смолола в нескончаемый кошмар.
Обломки ракушек на пляже блестели от яда беснующихся глубин.
Нечестно? Да. Но необязательно неверно.
"Бессердечный", самопровозглашенный тролль
Я не могу доказать, что являюсь именно тем, кем говорю, или что сделал то, что утверждаю. Нет ни списка троллей, в котором можно подтвердить мою личность, ни страницы "Википедии" с проверенными ссылками.
Вы уверены, что я сейчас вас не троллю?
Я не скажу вам свой пол, или расу, или с кем предпочитаю спать, потому что эти детали не имеют отношения к тому, что я сделал. Может, у меня десяток винтовок. Может, я пылкий сторонник контроля над оружием.
Я взялся за Фортов, потому что они этого заслуживали.
У могильного троллинга долгая, славная история, и нашей целью всегда была безликость. Скорбь должна быть частной, личной, скрытой. Неужели вы не видите, как ужасно поступила мать, превратив свою покойную дочь в символ, в политический инструмент? Общественная жизнь безлика. Любой, кто выходит на арену, должен быть готов к последствиям.
Любой, кто поделился онлайн-мемориалом той девушки, кто участвовал в виртуальном бдении со свечами, кто выражал соболезнования, обещал начать действовать, – все они такие же лицемеры. Вы не думали, что распространение оружия, способного за минуту убить сотню людей, – это плохо, пока вам под нос не сунули фотографию с мертвой девушкой? Что с вами не так?
