Его слова убедили испанца. В конце концов, он никогда еще не пытался управлять рыбами. Наверняка это было совсем просто. Он начал внимательно вглядываться в глаза рыбы.
Через десять минут каталонец вернулся к аквариуму.
– Ну как, получается? – спросил он у испанца.
Испанец посмотрел на него отсутствующим взглядом, его губы вытянулись и приняли форму рыбьего рта.
– Бульк! Бульк! Бульк! – пробормотал он, широко разевая рот".
Перучо рассмеялся про себя. Он уже много раз слышал или рассказывал этот анекдот, но все равно обожал его, он помогал ему взбодриться. Перучо взглянул на большие часы, которые висели на стене, и увидел, что уже почти четыре. Впереди оставался еще час работы, и если ему суждено быть сейчас пойманным, то нужно хотя бы попытаться завершить проект.
– Буквы не нужны? – спросила девушка с тележкой. Она протянула ему маленькую корзинку, в которой лежали металлические гласные и согласные.
– Да, возьму несколько "Ф" и "В", – отозвался Перучо.
- ¡El bombín! ¡Ha vingut el bombín!
[63] – предупредил по-каталонски своих коллег один из редакторов.
Под "el bombín" подразумевался один из вышестоящих руководителей, начальник их начальника, если Перучо правильно все понял. Он редко появлялся в офисе, но когда все же приходил, то обожал придираться к сотрудникам по мелочам. "Белаге, сядьте нормально!" Или: "Вы неправильно держите руки на клавиатуре, Фонтанелла. Вы же не думаете, что "Система фундаментальных знаний" будет оплачивать расходы на ваше лечение в случае, если вам понадобится исправлять вашу осанку?"
Все редакторы тут же напряглись. Все, кроме Перучо, у которого вошло в привычку сохранять на рабочем месте идеальную позу. Он научился держать позвоночник в вертикальном положении, чтобы спина не болела и не уставала. Возможно, именно поэтому "el bombín" никогда не высказывал замечаний в его адрес. Иногда у Перучо создавалось впечатление, что у "el bombín" было очень своеобразное чувство юмора и ему нравилось пугать сотрудников.
Но, вместо того чтобы по привычке прогуляться между рядами линотипистов, "el bombín" сразу проследовал в кабинет начальника и закрыл за собой дверь. Все сотрудники, кроме Перучо, тут же расслабились. Перучо нужно было мысленно рассказать себе еще несколько анекдотов и молча помедитировать, чтобы успокоиться.
Он напечатал последнюю статью, которая была озаглавлена "Портрет дьявола в произведении сестры Ассумпции Ардебор". Это была его любимая тема, жемчужина в его короне вымышленных авторов, которых он придумал. В этой статье такой же вымышленный аспирант объяснял, что в нравоучительных историях монахини дьявол всегда изображался без правого уха. Эта характеристика являлась метафорой людей, которые готовы были прислушиваться только к плохим словам, обращать внимание только на отрицательные стороны и, таким образом, обладали негативным восприятием человеческой натуры.
Когда статья была полностью набрана, Перучо взял идеально отлитые строки статьи, затем загрузил в специальный лифт и отправил в печать. Закончив со всем этим, он почувствовал, как расслабилось его тело. Теперь последняя его работа станет неотъемлемой частью Энциклопедии. Теперь они могут его арестовывать. Он даже был бы этому рад.
Но "el bombín" не вышел из кабинета босса ни через полчаса, ни через час, ни даже через два. В семь антрацитовые редакторы начали покидать свои рабочие места. Перучо задержался еще на полчаса, что было для него нетипично, ожидая, когда уйдет "el bombín". Но этого так и не произошло.
– Казальс, – сказал он секретарше босса, – господин Кул попросил меня зайти к нему несколько часов назад.
– Не переживайте, Перучо. Он все еще с "el…" то есть с господином Глэдстоуном. Думаю, это у них надолго.
– Вы уверены? Потому что я не могу больше ждать.
Казальс улыбнулась.
– Вы слишком ответственный. Идите домой, завтра босс будет на месте.
Перучо поблагодарил ее и удалился прочь легкой походкой. На душе у него было еще легче.
И действительно – ему не стоило переживать. Если бы случилось что-то серьезное, Казальс знала бы об этом; без своей невероятно расторопной секретарши босс не нашел бы свою собственную тень. К тому же она как обычно была мила и дружелюбна с Перучо.
Он покинул здание, охваченный чувством эйфории, как будто с его плеч свалился тяжелый груз. Он даже стал немного насвистывать. Манипулируя информацией и создавая свой собственный мир, Перучо испытывал чудесное волнение: это было сродни искрам во тьме, ярким пятнам в серой реальности, в которую погрузилась планета после глобальных катастроф в конце пятидесятых.
Воздушный агент пролетел мимо, не обращая на Перучо никакого внимания. Его ботинки едва не коснулись плеча Перучо. Однако встреча с ним не напугала, а, напротив, успокоила Перучо. Все снова наладилось.
Он мог пойти на ночной блошиный рынок Энкантс и отыскать там какие-нибудь старинные книги, чтобы потом почитать в свое удовольствие. Или вернуться к себе в квартиру и приступить к следующему проекту. Возможно, о лечебных источниках… у него были кое-какие идеи, и они не давали ему покоя, бурлили в нем, как вода в горячих ваннах, о которых ему так хотелось написать.
Да, он должен был сделать что-нибудь в этом духе. Почему же тогда он двигался в направлении, указанном на бумажной змейке, подброшенной утром? "Каррер де н’Арай". Почему он запомнил это название?
Ему следовало бы избегать неприятностей. Безумием было идти в это место, указанное в послании. Что, если эта записка была не розыгрышем, а какой-нибудь бюрократической ловушкой? Что, если кому-то стало известно о его правонарушениях? И – это пугало его больше всего – что, если эти незнакомые друзья на самом деле пытались помочь ему избежать наказания?
Но Перучо ничего не мог с собой поделать. Он был обречен, загнан в угол собственным любопытством, поэтому шел в сторону Портаферриссы с застывшей на губах фальшивой улыбкой. Странно, но здесь, на улице его страх многократно усилися, стал еще сильнее, чем в офисе. Возможно, на рабочем месте, где все было таким знакомым, он чувствовал себя увереннее.
Ах, ну что за улица – пустыня, да и только. Когда Перучо был моложе, Барселона бурлила жизнью. Он помнил кинотеатр "Лес Делисьес", где вечно толпились дети, рабочие и старики; помнил, как поднимался на гору Тибидабо с ее жутковатым музеем автоматов; ходил в парк Цитадели с его потрясающей оранжереей. Но тот город навсегда утрачен. Бомбы падали, словно дождь, уничтожая целые кварталы и даже районы, стирая мир, целую эпоху.
Он почти добрался до Портаферриссы, когда за углом заметил лучника. Частично скрываясь в тени, женщина в форме городской уборщицы натягивала тетиву лука и целилась стрелой в кота. Вид у нее был напряженный.
– Даже не знаю, что делать, – посетовала она. – Кот не может спуститься с крыши и постоянно мяукает. Бездомный кот может стать источником антисанитарии и потенциальным разносчиком заразы, нам уже поступали жалобы от соседей. С другой стороны… он кажется таким растерянным. Но я не могу добраться до него и спустить на землю. Возможно, если бы у меня получилось сделать это, у бедного животного появился бы шанс?.. Его можно было бы отправить в зоопарк?.. Или все-таки стоит пристрелить его?
