– Только ради вашего спасения? Нет. Ради спасения самой литературы, Перучо. Вы не единственный, кто пытается "оживить" Энциклопедию, хотя, должен признать, что вы – один из лучших. Я говорю о некоторых ваших коллегах, с которыми вы знакомы, как, например, наш любимый сеньор Кункейро или Марсель Эме – один из руководителей французского отделения… Другие создают свои воображаемые миры в научной сфере. Как, например, знаменитый профессор…
– Торренте Баллестар! – перебил его Перучо. – У меня всегда вызывали подозрения его шрифты. Некоторые из них были настолько красивыми, что даже не верилось в их подлинность.
"El bombín" вздохнул.
– Как будто красота обязана быть чем-то отличным от правды… Но, боюсь, все дело в том времени, в котором нам приходится жить.
– Estos bueyes tenemos y con ellos tenemos que arar.
[65]
Повисла долгая пауза.
– Перучо, – сказал "el bombín", – история последних десятилетий была не совсем такой, как им… нам… официально сообщали. Сильные мира сего внесли свои "не совсем правдивые" дополнения в Энциклопедию, и, вынужден прибавить, они совсем не такие приятные, как ваши. Как начитанному человеку вам, полагаю, знакомо имя Герберта Джорджа Уэллса?
Перучо был удивлен. Он ожидал услышать громкие разоблачения, касавшиеся политики, экономики…
– Да, он был английским писателем.
– А что, если я скажу вам, что именно он сформировал тот мир, который мы сейчас знаем?
– Ну… меня это очень удивит.
– В 1935 году он написал роман…
Слово "роман" звучало для Перучо чудесной музыкой. В нем была заключена свобода и сила искусства прошлого.
– "Очертания грядущего", – продолжал "el bombín". – Это была история-предостережение, но не в классическом ключе, когда советы давались отдельным людям. Нет, это была история обо всем обществе и описывала она мрачное будущее, возникшее в результате коллективных заблуждений. Книга имела относительный успех, но в целом ее расценивали как экстравагантный эксперимент. Зачем серьезному писателю тратить свое время на описания гипотетического будущего?
Перучо улыбнулся. Ему очень нравились подобные книги, но, возможно, его нельзя было назвать типичным писателем.
– Через три года человек по имени Орсон Уэллс устроил радиопостановку. Он обожал творчество этого писателя, своего, можно сказать, однофамильца, и решил устроить розыгрыш на Хэллоуин. Он был перфекционистом, поэтому договорился с коллегами в Британии, Европе и даже России для достижения максимального эффекта. Он собирался продемонстрировать своим боссам, насколько велика сила радио.
– Но как же события у Тодос-лос-Сантос в 1938 году… Ведь именно в этот день произошли перевороты в старых США и Британии… – перебил его Перучо.
– Именно. Только в самом начале никаких путчей вовсе не было, а был ложный радиорепортаж об одном из них.
Перучо был ошеломлен.
– Это полная бессмыслица! Свержение правительств было реальным. И это привело к серьезным последствиям…
– После радиопостановки люди испугались. Многие покинули города. Повсюду царил хаос. Теория подтвердилась – радио обладало огромной силой. Но когда Орсон Уэллс решил объяснить миру, что это всего лишь розыгрыш, все коммуникации были отключены. Радикальные политические партии воспользовались возможностью и стали устраивать настоящие перевороты.
– Никто не знал, что делать. Через несколько часов было поспешно созвано тайное собрание. А вскоре олигархи поняли, что новый порядок для них намного удобнее. И амбициозные новые лидеры арестовали Орсона Уэллса. Он отдал им книгу, которая вдохновляла его.
– Вы хотите сказать, что наш мир стал таким, каков он есть, благодаря книге и радиопостановке?
– Если бы все было так просто! В этом было задействовано много участников и затронуто много интересов. Но да, в конечном итоге они решили, что план Г. Дж. Уэллса – идеален. Зачем придумывать что-то новое, когда уже составлен отличный план?
– Но вы сказали, что Уэллс написал роман-предостереже-ние, а не проект социального устройства…
– Они восприняли его книгу как руководство к действию. И все получилось. В самом начале они даже привлекли к работе обоих Уэллсов, а затем освободили их в награду за "сотрудничество"…
– Вынужденное сотрудничество…
"El bombín" кивнул.
– Так, давайте-ка еще раз и по порядку, – сказал Перучо. – Вы хотите сказать, что притча и шутка положили начало этой экономической системе и всему обществу? Тому самому обществу, которое запретило всякий художественный вымысел?
– Они ограничили возможности для творчества именно потому, что знали, какое воздействие оно способно оказывать.
– Орсон Уэллс создал пропагандистскую машину этого режима и в течение многих лет блестяще выполнял свою работу под целым рядом псевдонимов, таких, например, как Кейн. Никто не знает, чем он занялся впоследствии, возможно, провел остаток своих дней на острове, курил сигары и обзавелся детьми. Но мы знаем, что сделал Х. Дж. Уэллс. Он стал предпринимателем и заработал огромные деньги. В конце концов, он всегда знал, как устроен внутренний механизм власти. С помощью своего друга Г. К. Честертона он создал секретное учреждение, которое защищает творцов вроде вас, мой дорогой Перучо, и изыскивает способы создавать художественные произведения даже в столь неблагоприятных условиях.
Перучо посмотрел на печатные станки в этой большой мастерской, занимающейся фальсификацией.
– И все это финансирует фонд Уэллса? – спросил он, переваривая невероятную информацию.
Они стояли молча, пока Перучо рассматривал старинные печатные машины, переписчика, изготовителей бумаги. У него было много вопросов… но все это воспринималось настолько потрясающе – невероятно, что требовалось время, чтобы он смог привести свои мысли в порядок.
– Мне нужно прогуляться, – сказал он.
"El bombín" кивнул и вручил ему ключи от тайной двери.
– Можете вернуться, когда пожелаете.
Перучо долго шел пешком. Теперь, когда он узнал тайну, которую скрывала Барселона, город казался ему другим, более интригующим и соблазнительным. Если этой секретной организации удавалось работать втайне от посторонних глаз, то сколько еще удивительного было скрыто в тени?
Он пришел на рынок Энкантс и стал просматривать стопки старых книг, которые уже столько раз становились ненужными и передавались из рук в руки, а теперь лежали среди поношенной одежды и старой посуды, пока не купил себе три из них. Он никогда не мог побороть этого искушения.
На следующий день он, как обычно, пошел на работу.
И через день – тоже.
