По традиции, самые старшие члены семейства занимали бунгало, в то время как их дети и другие домочадцы ютились в двух похожих на лабиринты квартирах. Если бы моя семья, следуя примеру некоторых местных жителей, позволяла проживать в этих квартирах только кровным родственникам, дом стоял бы полупустым. В наше время родство определялось уже не тем, кто с кем спал, а скорее общностью интересов и черт характера. Я вспомнила шумные парочки, состоявшие в браке или просто жившие вместе, которые населяли этот дом, когда я была совсем юной: бесчисленные мои кузены, дяди и тети, хотя наше кровное родство было весьма отдаленным.
В доме было шумно и людно. Кто-то установил навес в углу лужайки, где мы, будучи детьми, занимались разными виртуальными видами спорта. С заднего двора доносился приятный запах вареного риса и тушеного козленка, и мой рот наполнился слюной. Жившие в доме семьи не поскупились на организацию мероприятия. Я хотела незаметно проскользнуть мимо, но меня тут же заметили.
– Азука? Это ты? – послышался голос откуда-то из толпы. Это была тетя Чио – близкая подруга моей бабушки. Сколько я себя помнила, она всегда жила здесь. Обе ее внучки были моими лучшими подругами, и теперь они жили в мегаполисе Эко-Атлантик. Чио – одна из немногих среди моих взрослых родственников, кто продолжал поддерживать со мной контакт после того, как мы с матерью переехали на Остров Черепахи.
Я заметила ее гибкую фигуру, облаченную в разноцветные ткани с африканскими узорами, когда она выскользнула из дверей центрального бунгало. Ее гладкое, лишенное морщин лицо не выдавало возраста, а ведь ей уже было под девяносто! И не успела я опомниться, как тетя заключила меня в крепкие объятия.
Я слабо улыбнулась.
– Добрый вечер, тетушка.
– Ах-ах, когда же ты приехала? – Она отстранилась от меня на расстояние вытянутой руки и окинула взглядом с ног до головы. От ее проницательного взора ничто не могло ускользнуть.
– Да вот только что. Нужно было закончить кое-какую работу…
Она кивнула и посмотрела на меня скептически и вместе с тем сочувственно. Тетя открыла было рот, чтобы сказать что-то еще, однако ее возглас привлек внимание остальных, и вскоре меня окружила толпа.
– Добро пожаловать, матушка-Азу! Какая ты выросла! Высооокая!
– Ты ведь не помнишь меня? Ты была такой маленькой, когда мы в последний раз виделись.
– Мои соболезнования, дорогуша. Надеюсь, ты справишься.
Я пыталась отвечать на каждую реплику и вопрос улыбками, а не словами, и в скором времени меня взяли под руки и повели в основную часть дома. Лишь в этот момент я поняла: кое-что здесь все же изменилось. Маленькая будка для охраны, которая находилась около главных ворот, исчезла.
Тем вечером во время поминального обряда мы с тетушкой Чио сидели в гостиной около биоурны, в которой находилось тело моего отца, помещенное ногами в сторону дверей. Прежде тетушка, в соответствии с традициями, поздравила всех находившихся в доме родственников, а также преподнесла богам дома подношения в виде орехов колы и пальмового вина. Другие мои пожилые тетки – я уже забыла, в какой степени родства мы находились – начали читать молитвы, выливая вино, чтобы призвать в наш дом духов предков, которые должны были сопроводить душу моего отца на землю мертвых.
Это была ночь скорби, и в тот момент мне больше всего хотелось оказаться где-нибудь в другом месте. Но как единственный биологический ребенок своего отца я должна была оставаться рядом с его телом и до рассвета принимать соболезнования. Затем утром приедет государственный представитель, чтобы зазвонить в колокол огене и объявить всем соседям о смерти отца. Биоурну вместе с саженцем дерева следовало предать земле на лужайке перед домом. Дедушка рассказывал мне, что когда он еще в детстве посещал Оничу, там о смерти оповещали выстрелом из ружья. После того как в Новой Биафре запретили огнестрельное оружие в начале 2104-х годов, мы стали использовать гонги – и ему это нравилось намного больше.
Это была одна из тех многочисленных историй, которые рассказывали мне дедушка с бабушкой – о том, почему они решили вернуться в Оничу с Острова Черепахи после того, как Старый Нью-Йорк был затоплен в результате Катастрофы. Ребенком я проводила много времени с бабушкой и дедушкой – которых называла "Мамой" и "Папой" – сидела с ними на веранде в сумерках, пока они делились воспоминаниями. Я забиралась к бабушке на колени, прижималась к ее груди и с удовольствием слушала, как вибрировал ее голос, когда она говорила.
– Как жаль, что твоей отец так и не увидел внуков, родившихся от тебя. – Голос тетушки Чио отвлек меня от воспоминаний. – Но теперь, когда ты вернулась домой, мы с радостью увидим их вместо него.
Я вопросительно посмотрела на нее, но ничего не сказала. Мне не хотелось выслушивать напоминания о том, что я не смогла воспроизвести на свет следующее поколение нашей семьи. Она, вероятно, увидела что-то такое в моем взгляде, поскольку ее голос опустился на тон ниже, и в нем появились нотки утешения:
– Тебе необязательно выходить за кого-нибудь замуж. Можно зачать ребенка суррогатным способом, если хочешь. Для этого даже существуют правительственные программы.
– Тетушка, неужели сейчас подходящее время для такого разговора?
– Разумеется! Конец одной жизни – это начало другой. – Она повернулась ко мне лицом, и я уже не могла избежать ее пристального взгляда. – Дорогая моя, разве ты забыла нашу пословицу: "Иметь ребенка – все равно что владеть сокровищем"? Сегодня это важно как никогда.
Посмотри на нашу историю. Если бы не наши дети, как бы мы пережили Гражданскую войну, когда Нигерия хотела, чтобы все мы были уничтожены? А те люди, которые живут на западных землях, как они смеялись над нами, когда после Катастрофы они перестали рожать даже по одному ребенку. И что же с ними теперь? Разве не они пытаются переманить нас к себе, чтобы восстановить их истощенную экономику? Вспомни тех агентов, которые помогли вам с матерью переехать на Запад – что они вам только не предлагали! Им всегда была известна ценность наших тел. Сначала они перевозили нас силой в трюмах кораблей, которые принадлежали работорговцам, а теперь заманивают сладкими песнями об успехе.
Азука, ты ведь знаешь, как быстро исчезают народы, которые не ценят собственных детей? Для этого даже не нужны столетия. Твои деды понимали это, поэтому и приехали домой. Мы хотели вернуть процветание этим местам, – местам, которые в нем так нуждались! Ты – часть нашего наследия.
Я отвела, наконец, взгляд, волна грусти захлестнула меня. Как я могла объяснить ей, что род моего отца вымрет из-за того, что я до сих пор избегала всякого рода сексуальных контактов? Или что мысли о ребенке повергали меня в панику, потому что я была уверена: с ним случится то же самое, что и со мной? Та грусть, что разливалась в моей груди, застыла, превратившись в ярость. Нет. Я больше не была этим наследием. Семья, которая бросила меня в тот момент, когда я особенно в ней нуждалась, не могла решать, как мне распоряжаться своей жизнью.
