Питер Уоттс (rifters.com) – бывший гидробиолог, выживший после некротического фасциита, осужденный преступник, чьи романы – несмотря на нездоровую зацикленность на космических вампирах – стали обязательными для изучения в различных университетских курсах, от философии до нейропсихологии. Его работы переведены на двадцать один язык, изданы в тридцати антологиях "лучшего-за-год" (включая эту) и номинированы более чем на пятьдесят наград в дюжине стран. Список полученных наград чуть короче (двадцать одна штука) и включает "Хьюго, "Ширли Джексон" и "Сеюн".
Питер Уоттс живет в Торонто с Кейтлин Суит (которая пишет фэнтези), четырьмя кошками, воинственным кроликом, сомом размером с школьный автобус и бандой крутых енотов, которые каждое лето вытрясают из него корм на крыльце. Все они нравятся ему намного больше, чем значительная часть знакомых людей.
Пинагор
Галик осторожно спускается в сине-зеленом полумраке на сто метров ниже, туда, где тихо. Над головой, скрытая мутью, крутится под поверхностью зона перемешивания; поверхность крутится под небесами; посередине крутится бессмертная Намака, вновь набирающая силу после четырех недель слабенького трехбалльного ветра на севере.
Прожекторы суба выхватывают темный силуэт: "Сильвия Ирл", надувной пузырь высотой четыре этажа, недавно перенесенный со своего привычного места рядом с Уайт-Шарк-Кафе. Суб вынюхивает дорзальный стыковочный шлюз и цепляется к нему. Галик бормочет прощание пилоту и вываливается в тесную декомпрессионную камеру, оснащенную полудюжиной анатомических сидений и вторым шлюзом – герметично закрытым, – в дополнение к тому, через который Галик попал внутрь. Суб с лязгом отцепляется и скользит прочь, туда, откуда приплыл.
Его впускают, когда стрелка показывает девять атмосфер. Мрачный техник в синем комбинезоне ведет его по лабиринту труб, лестниц и переборок, увешанных постерами с акулами. На попытки Галика завязать разговор женщина отвечает хмыканьем и односложными словами и в итоге оставляет его в тускло освещенном отсеке для субов, где каждая переборка переливается синим волносветом. Напоминающая толстого головастика кубмарина покачивается в шахте в центре отсека, шлюз в конце складного мостика открыт. Бока кубмарины щетинятся дарами для морского дна: магнитометрами и ГТЭ
[30] – сенсорами, сейсмодатчиками, измерителями скорости течения и цитометрами. Некоторые из них не опознал бы даже океанограф. На корпусе, слева от "Не наступать", написано название: "ИС
[31] Пинагор".
Оно не может заплыть так далеко и так быстро, как доставивший Галика сюда суб. Но может погрузиться намного, намного глубже.
Пилот сосредоточенно изучает предрейсовые инструкции, когда Галик забирается в рубку и закрывает шлюз. Вдыхает запахи пота, мономеров и машинного масла, устраивается в пассажирском кресле.
– Я Алистор.
– Ага.
Вместо приветствия она дергает головой: занавес темных кудрей длиной до челюсти, за ним – скула и профиль. Свет шахты, который сочится внутрь через немногочисленные иллюминаторы высокого давления, рассредоточенные по передней части рубки, словно паучьи глаза, окрашивает пилота в мягкие акварельные тона. Ее глаза не отрываются от пульта управления.
– Пристегнитесь.
Он пристегивается. Механическое нутро бурчит и рыгает. Огни за иллюминаторами уходят вверх и меркнут.
"Пинагор" падает в пустоту.
Галик откидывается на спинку кресла.
– Далеко до дна?
– Минут сорок. Сорок пять.
– Приятно снова измерять время в минутах. Мне понадобилось полтора дня, чтобы добраться сюда из Корваллиса, и это при сорока узлах.
Пилот стучит по мигающему индикатору, пока тот не начинает гореть ровно.
– Знаете, я немного скучаю по старым денькам. Когда можно было просто взлететь и сесть. И этому не мешали никакие проклятые ураганы.
Она протягивает руку назад и снимает с крючка ВР
[32] – шлем. Надевает, опускает на глаза визор.
Галик вздыхает.
На таком расстоянии от морского дна ВР бесполезна. Двухмерного дисплея на приборной панели более чем достаточно, когда вокруг тебя на тысячи метров нет ничего, кроме пустого моря. Но за неимением других занятий Галик тоже берет свой шлем и надевает. Он оказывается в жидкой пустоте, в которой мерцают случайные данные и масштабные линейки. Прямо под ними, на тысяче трехстах метрах, по вселенной раскинулась едва видимая полупрозрачная мембрана. В четырехстах метрах под ней – плотный вельвет океанического ложа.
– Странно, – бормочет пилот.
Галик поднимает визор.
– Что?
Губы пилота под визором плотно сжаты.
– Пикноклин
[33] на тринадцати сотнях. Никогда не встречала его так глу… – Тут она вспоминает, что беседует с врагом, и умолкает.
Галик закатывает глаза и взвешивает варианты. Решает дерзнуть.
– Вы нарушите протокол, если хотя бы скажете мне свое имя?
Скрытое шлемом лицо на мгновение поворачивается к нему.
– Коа Морено.
– Приятно познакомиться, Коа. Чем я умудрился вас разозлить за прошедшие пять минут?
– Ничем. Просто мы… не болтаем на глубине.
– А. – Он кивает, хотя она не может этого видеть. – Должно быть, вечеринки на "Сильвии Ирл" всегда проходят весело.
– Попробуйте провести несколько месяцев, вдыхая переработанный пердеж и отрыжку одних и тех же десяти человек. Очень скоро вы измените свой подход к личному пространству.
– Дело не только в этом.
В ее позе что-то меняется, плечи едва заметно опускаются, словно она желает сказать: Ладно, придурок, как знаешь. Она поднимает визор и поворачивается к нему.
– Возможно, он последний. А вы собираетесь его испоганить, как и все прочее.
– Я?
– "Наутилус".
– Что заставляет вас думать…
– Перерыв все до единого парки, заказники и пустыри на суше, вы переместились под воду. Мы видим, что происходит, Алистор. У меня на глазах ушел под воду Остров ящерицы. Клиппертон – одно из последних мест, не тронутых МОМД
[34]. Но это лишь вопрос времени, верно? Морское дно – лишь очередной ресурс, который можно уничтожить в ожидании того, пока на нас обрушится потолок.
