Галик чувствует, как губы кривятся в натянутой улыбке.
– Что ж. Полагаю, я сам напросился.
Она поворачивается обратно к панели управления. Он делает еще одну попытку.
– Это всего лишь предварительная разведка. Она может ни к чему не привести.
– Я вас умоляю. Вся область буквально сочится полиметаллами, и вам это прекрасно известно. – Она качает головой. – По правде сказать, я не понимаю, зачем вы вообще соблюдаете формальности. Почему бы не купить себе резиновую печать и не перейти сразу к взрывам?
Галик делает осторожный вдох, по-прежнему говорит спокойным, дружелюбным голосом.
– Хороший вопрос. Почему же?
Она кидает на него мрачный взгляд.
Он поднимает руки, ладонями к ней.
– Я серьезно. Минералогические данные уже двадцать лет есть в списках, вы сами это сказали. Если они просто хотели взорвать Клиппертон, почему не сделали это много лет назад?
Морено отвечает не сразу.
– Тут глубоко, – наконец говорит она. – Может, вы сначала занялись легкими мишенями. Может, вы только сейчас заметили эти данные.
– Может, они пытались, но МОМД не дал им резиновую печать, – предположил Галик.
– Вы все время говорите "они". Как будто вы не из их числа.
– Это не "Наутилус" запросил разрешение. И получил отказ.
– А кто же?
– "ПолиКон". Они пять раз пытались добраться до зоны Клариона-Клиппертона. Но МОМД стоял насмерть. Культурное наследие, заявили они. Беспрецедентное глубоководное биоразнообразие. Уникальная природоохранная ценность.
– Чушь собачья. Это больше никого не интересует.
– Это МОМД. Интересоваться такими вещами – их работа.
– Однако все прочее они перекопали.
– Но не это место.
– Может, они и не разрешили "ПолиКону". Но вы здесь.
– Я же сказал: решение еще не принято.
– Ну конечно, – фыркает Морено. – Вы перетащили "Сильви" за сотни километров ради того, чтобы сделать для себя личный базовый лагерь. Вы заморозили все исследования – и следующие восемь часов я потрачу, размещая на морском дне ваши детекторы денег. Думаете, я не знаю, сколько это стоит?
Галик пожимает плечами.
– Если вы так в этом уверены, всегда можно отказаться. Разорвать контракт. Из принципа.
Морено мрачно смотрит на панель управления, где светящиеся штрихи термоклина
[35] становятся гуще и начинают подниматься. "Пинагор" дергается и поворачивается, когда особенно плотные сгустки воды лениво шлепают по правому борту.
– Но ведь тогда вас наверняка отправят домой, верно? Назад к аномальной жаре, и войнам за воду, и тому странному новому грибку, который ест все подряд. Хотя я слышал весьма занимательные вещи о некоторых вечеринках судного дня. Только на прошлой неделе одна из них закончилась тем, что выгорела половина Национального парка Клуэйн.
Морено не отвечает.
– Разумеется, если бы вы действительно хотели заявить о себе во всеуслышание, то могли бы вступить в ряды гайянистов. – И в ответ на взгляд, которым она одарила его, добавляет: – Вы же не хотите, чтобы убившие планету мерзавцы остались безнаказанными?
– Это мощно. Особенно когда слышишь такое от мальчика на побегушках у вышеупомянутых мерзавцев.
– Я выбрал сторону. А как насчет вас? Так и будете прятаться в океане, пока мир превращается в дерьмо? Так и будете сотрясать воздух – или все-таки сделаете что-нибудь?
– Ничего нельзя сделать, – ответила она очень тихо, почти шепотом. – Слишком поздно.
– Для расплаты никогда не поздно. Насколько я понимаю, именно этим и занимаются гайанисты.
– Они безнадежный случай.
– А что не безнадежно в наше-то время?
– Только не думаете, что я им не сочувствую. Еще как сочувствую. Мы миновали точку невозврата десять лет назад, планета обречена, а ваше племя процветает, потому что отпала нужда в досадных неэффективных экологических нормах. Так что да, иногда мне кажется, что жить стоит лишь ради того, чтобы прикончить нескольких из вас, пока вы все не свалили в Новую Зеландию.
– И?
– И это дохлый номер. Пойдешь против власти – и тебя раздавят, как жука.
– Но в том-то и заключается суть мести, не так ли? Мы преследуем тех, кто нас обидел, даже если при этом наносим больше вреда самим себе, чем им. Лишь бы причинить им хоть какой-то вред. И чем хуже становится ситуация, тем на большие жертвы мы идем, чтобы ударить в ответ.
– Чушь.
– Есть результаты исследований. Это некий… инстинкт справедливости, что ли. Глубинный. Как секс или деньги. Говорят, отлично действовал против обманщиков, когда мы еще жили в пещерах. Может, сейчас он работает не так хорошо, но сами понимаете, некоторые люди просто не эволюционировали.
– И что с того? Хотите сказать что не держите на них зла?
– На гайянистов? Это все равно, что держать зло на бешеную собаку, которая тебя укусила. – Галик пожимает плечами. – Само собой, их приходится истреблять. На благо обществу.
– Забавно. Надо полагать, они говорят про вас то же самое.
– А вы бы сделали это?
– Сделала бы что?
– Убили бы меня? Если бы представилась возможность?
Морено открывает рот. Закрывает. "Пинагор" с шипением погружается в безмолвие.
– Возможность у меня была, – наконец говорит она. – Если вам так интересно.
– Расскажите.
Она медлит еще секунду и рассказывает.
– Я пыталась успеть на рейс в Галвестон, у меня был контракт в Заливе. Какой-то однодесятник торопился на свой частный самолет, надо полагать, только он, его семейство и рой дронов. Три поколения богатеев, пытающихся просочиться через зону вылета, делая вид, будто не замечают проклятий и полных ненависти взглядов. Странно, что они вообще оказались на нулевом уровне. Обычно они не столь беззащитны. Кто-то сказал, на крыше произошла какая-то авария, и вертолетную площадку заблокировало. Было видно, что им здесь совсем не нравится. По правде сказать, они выглядели откровенно напуганными еще до того как… В общем, их дроны сдерживали сброд, но прежде чем им удалось добраться до терминала, подъехал большой белый микроавтобус, и, должно быть, он был набит конденсаторами, потому что щелк.
– ЭМИ
[36]?
Морено кивает.
– Дроны падают, как птицы в Пекине. И внезапно все эти люди, пытающиеся затащить чемоданы на тротуар, или ловящие такси, или целующиеся на прощание, – они просто становятся чем-то вроде коллективного разума, и главный богатей с его родственничками оказываются в самом глазу бури. На пару мгновений действительно воцаряется тишина, все молчат, но один из богатеньких детишек, сопляк в футболке с котенком Нермалом, начинает скулить. И тогда толпа просто смыкается и разрывает их в клочья.
