Распоряжения уже отданы, как на автомате, пока перематывал в голове все чрезвычайное:
– Водолазов, боцкоманду…
– Осмотреть места повреждений. От тарана, навала, от попаданий снарядов…
– Есть ли потери среди личного состава?
«Надо ж, – удивился, – не “экипажа”, а по-военному – “личного состава”. Эк тебя пробрало – завоевался… довоевался».
– Смертельно…
– Что? – Не расслышал кэпа штурман.
– Ничего, – мотнул головой. Смертельно хотелось… даже не водки – водяры. Стаканяку.
И без команд с мостика дело уже делалось – все, что необходимо, обязательно.
Тренькал ежеминутно внутрисудовой телефон.
Звенели, басили и… тоже хрипели голоса вахтенных, старпома – докладами, соображениями, комментариями.
Примчался посыльный, следом и сам боцман.
Чертов слушал, почти не вникая, по интонации боцмана понимая, что ничего серьезного и легко отделались.
– …вмятина от рикошета в скуле с правого борта.
– …дырка от снаряда в районе бакового грузового твиндека над креновыми цистернами.
– …замяли точечно форштевень при ударе, аккурат под «улыбкой». И борозда ниже.
– …целостность корпуса не нарушена. Течей нет. Сейчас водолазы осматривают килевую часть.
– Там еще один снаряд схлопотали, – появился слегка взмыленный, но улыбающийся Шпаковский, – когда только успели. В надстройку на уровне шлюпочной палубы, вмазав в тренажерный зал.
– И чего?
– Да блин, все блины разметало. Как теперь боцман будет свою штангу тягать…
– Не смешно. Что он делает?
Вопрос был обращен наружу, в сторону висящей над водой «вертушки».
Из открытой задней рампы «Миля» свесилась «хрень на палочке» – «кошка» на тросе. Булькнув вниз, потянулась вверх уже с добычей – обвисшим на крюках японским флагом.
«Вот оно че он крутился!»
– Трофей! – продолжал чему-то радоваться Шпаковский. – Пленных брать будем?
«Ямал», стоял бортом к накатывающим волнам и все же (и потому) слегка раскачивался на их океанском размахе.
Северный ветер, «норд», срывая редкие барашки, нес на поверхности следы, остатки кораблекрушения – обрывки, обломки, людей… почти прямо на инертный в своем полудрейфе ледокол и… мимо.
Взглядом с воды – чужая молчаливая громадина черного борта с навершием красной надстройки, проплывающая рядом… рукой подать, но неотвратно и безнадежно мимо.
И взглядом из воды – отчаяния и надежд, затмивших недавний ужас… и страх бессилия в попытках удержаться на поверхности, хватаясь за дерево палубного настила, цепляясь коченеющими пальцами, мертвой хваткой. Мертвой…
С верхотуры мостика видно, как морпехи прибирают за собой, сметая гильзы… почти беспечны, ржут меж собой.
Боцман, вот вроде только что тут, а уже там, на баке, размахивает руками, что-то втирает готовящемуся к спуску водолазу.
– Господин Чертов, э-э-э, капитан!
Обернулся – офицер, каперанг, имперски припараженный, одна рука по шву, другая тискает бинокль. В тоне вопрос, без недоумения, удивления – устали благородия удивляться. Лоб только гребенкой морщин, подергивая бровью – работа мысли.
«Так и думал, что моряк первым заведет об этом, – догадался Андрей Анатольевич и ненавязчиво зыркнул на адмирала, – а Алексеев-то чего? Неужели не понимает? Ага! Понимает, но не до конца».
Наместник не дал договорить подчиненному:
– Склонен полагать, что плененных англичан размещать на секретном судне будет не совсем разумно. Если вы не намерены заняться спасением, я прикажу Берлинскому – пусть подойдет на «Лене» и вызволит из воды кого успеет.
– Никто… никого… спасать… не будет, – четко и раздельно произнес Чертов, внутренне матерясь: «начинается!»
– Как так?
И каперанг (брови совсем вверх) не сдержанно:
– Но позвольте, как можно?
Разговор немедленно привлек всеобщее внимание. Особенно свитского эскорта.
«Ну, что… схарчу я вашу порядочность, веру и миропонимание!» – Злость только нарождалась, и говорил пока не все, что хотелось:
– В нашем случае следует поступать не «как можно», а «как нужно». Я опущу тот момент, что британцы действовали фактически пиратским образом…
– Вот именно, – перебил Алексеев, – нам потребны свидетельства сему вопиющему факту!
– Как раз таки свидетели нам не нужны, – перебил в отместку, – неужели вы не понимаете? Они видели… да только один вертолет, то бишь летающую машину – этого уже достаточно, чтобы заткнуть любые рты. Любые! Никто ничего не должен об этом знать!
Статский советник деликатно, но безотлагательно отвлек наместника в сторону, став ему, как змей искуситель, что-то нашептывать, сверля, постреливая своими глазами-пуговками. А капитана поддержал Шпаковский, видя, что тот сейчас перейдет на мат и личности:
– Господа. Не будем сейчас поминать о том, что никто не заставлял англичан являться сюда, затевать свои темные делишки, – и равнодушно, едва ли не обыденно добивал: – Утопли, и пес с ними. Поделом им.
– Жестоко, – тяжело выдавил капитан первого ранга, – простые моряки…
Все невольно дернули головами в сторону иллюминаторов. Уцелевших с «британца» снесло уже на кабельтов и больше, растащило. Виднелись лишь непонятные темные точки на волнах, самыми заметными мелькали красно-белые спасательные круги. Кто-то отчаянно махал руками.
«Водки, – снова пальнуло в голове. Андрей Анатольевич даже сглотнул, – и жрать! И в туалет! Сколько времени пролетело! И не заметил как! Вот они – скрытые резервы-закутки организма! Сольем остаточный адреналин в гальюн! Как же удачно прискакал Вадик… спихну на него все разборки и треп!»
Вадик же жег, добивал, прикрываясь цинизмом:
– И хорошо, господа, что им еще не удалось спустить шлюпки. Иначе, поверьте, пришлось бы расстреливать. Да, да, уважаемые. Вы не ослышались! А так всю грязную работу за нас сделает холодная вода! Потому как никто не должен ничего знать о судне под названием «Ямал!» Это самый большой секрет для всего мира… – Шпаковский запнулся, глянув на слушающих офицеров, – даже вы не должны были видеть того, чего не должны. Но увидели…
Оглядку и оговорку помощника капитана поняли сообразно.
– То, что довелось лицезреть и узнать, совершенным образом поражает, – степенно заговорил гвардейский полковник, – все это наводит на изрядные размышления. Прошу прощения, вопросов задавать не стану, предупрежден-с. О соблюдении секретности ни в коем случае спорить не смею. Недаром мы давали роспись о неразглашении. Но мои нижние чины, жандармы, экипаж «Лены»… позвольте, но летающую машину трудно было не заметить.
