Тяжелораненых переправляли на «Камчадал».
Взяв на борт в том числе и отряд лейтенанта Волкова, пароход спешно вышел из бухты.
* * *
«Груз» на «Ямал» принимали, не переправляя шлюпками – это было бы крайне нежелательно для раненых. А поступили без затей… впрочем, вполне затейно – с ледокола стрелой крана на палубу «Камчадала» опустили пустой армейский контейнер, куда укладывали носилки с людьми. И уж потом все мягко перекочевывало на борт атомохода.
Тем временем незаметно подкрался рассвет.
Чертов осмотрительно решил расширить горизонт наблюдения, приказав пустить на северо-восточные румбы БПЛА. Да и сам «Ямал» следовало отвести мористее, как только закончится прием раненых.
– Я теперь после стычки с крейсерами полный параноик, – полушутя, полусерьезно заявил он своим начальникам службы, – теперь хренушки нам оказаться зажатыми у берега, как в мешке без свободы маневра.
Алексеев всенепременно засобирался посмотреть трофей.
И как уже совещательно вывели – трофей сомнительный, провокационный и, по сути, не особо-то и нужный.
С ним же по понятным причинам отправился и статский советник.
– И я, наверное, сбегаю на берег, – неожиданно предложил Шпаковский, – на трофейные «скальпы» полюбуюсь… на «Кресси», что там у него за пушки стоят, вдруг пригодится «Ивану этот серый волк?» Наш сурьезный адмирал, как я понял, едет с нами северным морским путем, так как сие есть поручение царя. И сам же предложил установить пару-тройку на ледокол для защиты своей особы.
– А чего ты ерничаешь? – вступился за наместника Чертов. – Погоди, будет утро в Петербурге, доложится он государю про захват, тот ему кэ-эк втыкон вставит за самоуправство. А пушки? Толку? Те, которые 152-мм, конечно, достойные штучки, но это ж дуры весом под пятнашку тонн. Представь геморр, демонтировать, снять такую… а уж установить на «Ямал» со всей сопутствующей структурой, куда входит и система подача боеприпасов – это целое дело. Про подкрепление палубы я уж не говорю. И для чего? От боевого корабля парочкой орудий не отбиться. 76-миллиметровки в таком случае вообще баловство. Ко всему… как там у Чехова: «Если на сцене висит ружье, то…». В общем, будут пушки, обязательно появится искушение пострелять. Ну их нафиг.
– Все-таки ты, Андрей, человек сугубо гражданский, – с легким покровительством заметил помощник, – ты вспомни, что у нас припрятано у острова Визе. Паровой барк «Харальд!» Вот на нее я бы стволы и поставил. Загляденье вышла бы посудина. И по массе эти трехдюймовки «Лена» снимет непринужденно. И нам на борт положит.
– Все-то у тебя продумано, – явно соглашаясь, проворчал капитан, – валяй уж.
* * *
Несмотря на изначальную «накачку» личного состава «не жалеть противника» и общий настрой «рюриковцев» – отомстить подлым альбионцам, пленных оказалось очень много. Почти двести пятьдесят человек. И практически все моряки – из команды «Кресси».
Когда угасли последние стычки на корабле, кои и ожесточенными были в основном только в самом начале захвата… и потом, когда уж сдавшиеся английские басурмане полезли из низов – безоружные, покорные, жалкие… смертным боем бить их перестали.
А вот британскую морскую пехоту, что стояла лагерем, камчатская дружина, после того как их основательно «пощипали» из пушек и ружейным залпированием, вырезали подчистую. Особенно расстарались рассвирепевшие казаки, порой просто добивая сдающихся прикладами.
Для надзора и конвоирования пленных с «Камчадала» высадилась дополнительная полурота жандармов.
Что бы там ни говорили про «царских сатрапов», и как бы их ни хаяла либерально настроенная интеллигенция, подход у блюстителей порядка к иностранным гражданам, оказавшимся замешанными в военной и подрывной деятельности по отношению к Российской империи, имел сообразную уставным уложениям специфику.
А еще штаб-ротмистр, командовавший полуротой, как увидел знакомую надменность на лицах британских офицеров, решил отыграться за все кастовое неприятие и презрение к фискальству со стороны своих – российских выпускников армейских и морских училищ.
Всех пленных без разбору и не делая разницы – высокий чин он или простой матрос – загнал в трюм в общие помещения.
Прибыв на место, Алексеев в первую очередь потребовал капитана «Кресси» на допрос.
* * *
Кэптен Фредерик Уорден о какой-либо цивилизованности даже не заикался. Зная больше, чем его офицеры, предоставил им на откуп эти бесполезные и бессильные протесты.
Моряки с «Рюрика», в конце концов, действительно оказались милосердны.
Но потом на охрану поставили российскую надзорную полицию.
Командовавший ими четырехзвездочный садист выгнал пленных рыть могилы для британских морских пехотинцев, что были варварски перебиты жуткими казаками.
При этом самым возмутительным и издевательским образом офицеров наравне с простыми матросами заставили махать лопатами, долбя невыносимо каменистую и склизкую почву. Стаскивать в ямы задеревеневшие трупы.
Двух членов экипажа корабля Его Величества – минного и артофицера, категорически отказавшихся исполнять свинские приказы, увели поигрывающие нагайками казаки… судьба их осталась неизвестной, больше их не видели. А те, у кого еще оставалась вера в авторитет Британии, поняли, что солнце, которое не заходит над империей, сюда не заглядывает.
Солнце и не выглядывало с самой рассветной хмари. Затем вообще наползли низко висящие тучи, посыпавшие унылую ледяную морось.
К чести русских морских офицеров, жандармскому хаму было сделано замечание на столь неподобающее отношение к высоким чинам, пусть и пребывающих в статусе плененного противника.
Ответ штаб-ротмистра мигом остудил потуги молодого мичмана с «Рюрика».
А кэптену Уордену и возроптавшим высоким британским чинам специально перевели нарочитый отлуп жандарма:
– Небось, когда вас в море-океян окунули и бросили подыхать, забыв о негласных морских конвенциях, вы, господин мичман, о благородстве не вспоминали.
Вскоре командира «Кресси» вызвали на допрос – в бухте появился небольшой однотрубный пароходик, очевидно доставивший высокое российское начальство.
С удовольствием бросив наземь успевшую натереть мозоли лопату, Уорден последовал за конвоем.
Допрашивали его несколько офицеров во главе с адмиралом, представившимся наместником русского Дальнего Востока Алексеевым.
И двое в штатском. В другой бы раз Фредерик обратил внимание на необычную одежду одного из них, но промокнув, промерзнув, лишь тупо отвечал на вопросы, мечтая о чашке чего-нибудь горячего, усталой мыслью отметив:
«А эти невежды даже не предложили ничего. Что уж тут говорить о джентльменском обращении с офицерами Королевского флота».
Вопросы русских удивления не вызвали.
