В картинах самоубийства Клеопатры мотив сексуальной жертвы ещё более подчеркнут. Реальная Клеопатра, согласно древним авторам, позаботилась умереть, как подобает великой царице, укрыв своё беззащитное тело королевским одеянием. Художники, изображающие её обнажённой, отрицают таким образом и величие царицы, и её право на бессмертие. Они низводят Клеопатру с трона, выставляя крупным планом женскую плоть, представляя её в виде слабой женщины, смерть которой не означает ничего, кроме сексуального или другого вида насилия. Хотя фаллическая символика аспида-змея и не нуждается в подчёркивании, но целый сонм щекочущих нервы змеев присутствует на картинах того времени. Толстушка Клеопатра на картине Гвидо Рени сидит в спущенном с одного плеча платье с обнажённой грудью, откинувшись назад в пассивной позе подчинения. Тонкий извивающийся змей ласкает её правый сосок высунутым язычком. Эта Клеопатра подчиняется смерти, как умелому любовнику. На картинах, подобных этой, оживает мотив, лежащий в основе литературных описаний Клеопатры как милого, зависящего и боязливого создания. Женщина, которая, как Клеопатра Драйдена, может при первом появлении на сцене встревоженно спросить: «Что делать я должна? Куда мне повернуть?», а затем готова будет делать в точности то, что потребует от неё муж или возлюбленный, неважно что и где — что угодно и везде, не исключая и спальню.
Клеопатра Рени изображена умирающей. Другие художники предпочитали изображение уже мёртвого тела. Пьетро Риччи изображает её обнажённой, тело повёрнуто так, чтобы зритель полностью насладился видом аспида, ползущего по животу, а также зрелищем того, что ниже и выше. В картине Лорента де Хайе Клеопатра раскинулась на постели в позе только что изнасилованной женщины, а видимая позади обнажённая фигура Ирады добавлена для умножения количества беспомощной и доступной женской плоти. На полотне Гвидо Каньяччи Клеопатра, уже мёртвая, сидит в кресле. Её обнажённое тело выписано в нежных тонах: это тело совсем юной девушки. Вся картина полна ощущения женской неуверенности. Уязвимость Клеопатры подчёркнута окружающими её фигурами молодых женщин. Шестеро из них сгрудились вокруг её кресла, все они по необъяснимой причине обнажены по пояс. Обнажённые, мягкотелые, умершие или умирающие, все эти Клеопатры не оказывают никакого сопротивления пристально разглядывающему их взгляду. Это порнографические модели, куклы, изобретённые, чтобы удовлетворить желания зрителей. Все они уже были взяты и использованы: Антонием, или смертью, или пожирающими глазами зрителей.
Садизм, самый натуральный садизм, который заключается в жажде власти, сопровождаемой желанием причинить боль, безошибочно присутствует в этих изображениях. Если бы дело ограничивалось лишь этими картинами — это был бы лишь забавный курьёз. Сами по себе сексуальные фантазии безвредны. Но фантазии рисуют мир таким, как он познаётся, и, если реальность не соответствует фантазиям, они могут быть исправлены. Мечтая о слабых податливых женщинах, мужчины XVII—XVIII столетий не замечали своих реальных современниц и издавали законы, формулировали образовательные программы или организовывали хозяйство, исходя из своих представлений. Женщинам, впрочем, также свойственны садомазохистские тенденции, и им также могла импонировать роль этаких нежных слабых созданий.
Многие из них могли испытывать благодарность за те привилегии, которые даровало им такое представление о слабом поле. Зависимость могла быть приятной или не столь ужасной, чтобы променять её на исправительные работы. Помимо всего прочего, желание властвовать часто предстаёт и под изысканным и тонким покровом. В опере Генделя «Юлий Цезарь» Клеопатра, убедив себя в любви Цезаря, счастливо поёт:
Доплыть в безопасную гавань —
Не это ль мечтаний венец!
Её Цезарь мог иметь большие амбиции:
Мир ждёт, чтобы его завоевали!
Ждёт воина,
Что примет этот вызов.
Но она не просит для себя ничего иного, кроме как стать его любимой. Она мечтает о том, чтобы Цезарь взял её под свою защиту. Желание властвовать включает желание защищать и заботиться. Добрый муж, озабоченно прикрывающий жену, свой драгоценный цветок, от зябких ветров, и в особенности от грубых ветров реальной жизни, включающей в себя трудности, ответственность и удовлетворение от преодоления этих трудностей, — такой муж является очень приятным образом и одновременно искушением. Многие женщины и в прошлые времена, и сейчас с благодарностью принимают эту облегчённую жизнь и таким образом навеки остаются на правах детей.
Менее невинные создания понимают, что слабость, ловко используемая, оборачивается властью. Клеопатра в трагедии Чарли Седли, написанной в 1677 году, считает женскую слабость прекрасной защитой против мести Октавия. Она считает себя слишком жалким объектом для его мести:
Цезарь царицу не тронет — слишком
Беспомощна. Тростник пригнётся от ветра,
Дубы оставив высокие злобству стихий.
Такие уловки ясно были видны тем, кто не поддерживал игры в женскую слабость. Известная писательница XIX века описывает с острой проницательностью тиранию тех существ женского пола, что прибегали к подобного рода оружию. Леди Бертрам в повести Джейн Остен
[12] спокойно возлежит на софе, считая себя великомученицей, в то время как остальные члены семьи выполняют за неё все необходимые дела. У Джорджа Элиота Розамунда, используя очаровательную глупость и якобы несамостоятельность, вертит своим мужем, демонстрируя способы, с помощью которых эгоистичный человек может играть на своей слабости, чтобы получить выигрыш в личных взаимоотношениях.
Наиболее сильное искушение для женщин — желание нравиться. Нежная девушка верит в то, что она глупая и некомпетентная, поскольку окружающие все твердят ей об этом. Повзрослевшая и более опытная женщина распознает свою силу, но отказывается от неё ради того, чтобы привлекать мужчин.
Клеопатра в опере Генделя (либретто Николя Хейма), решив соблазнить Цезаря, притворяется такой же робкой, как и остальные женщины из её окружения. Представ перед ним, она низко кланяется и сообщает ему, что горюет и «вся в слезах». Такая стратегия срабатывает. Цезарь немедленно влюбляется и затем оставляет её на сцене одну, чтобы она могла спеть арию, восхваляя свою изобретательность и неотразимость красоты: «Всё возможно для красивой женщины». Позже она подстраивает так, чтобы Цезарь услышал, как она горько сетует на свою безнадёжную любовь к нему и готова даже умереть, так она страдает от его равнодушия. Клеопатра добивается своего — Цезарь пробирается в её спальню. Каждый шаг их сближения — это результат её собственных усилий, и тем не менее она стремится предстать перед Цезарем как слабая и покорная женщина, отнюдь не царица, скрывая своё усиленное ухаживание за ним под видом пассивного ожидания и свою живость под маской сонного послушания.
В 1757 году Сара Фильдинг впервые рассказала историю Клеопатры от лица женщины в вымышленных биографиях «Жизнеописания Клеопатры и Октавии». Фильдинг постоянно переписывалась с Сэмюэлем Ричардсоном и была в хороших дружеских отношениях со своим братом, автором «Тома Джонса»
[13]. Безусловно, для неё не было секретом, что женщины способны думать не хуже мужчин, однако ей также было ясно, что компетентная женщина будет воспринята её современниками, которые имели серьёзные предубеждения против такого взгляда на вещи, в лучшем случае — непривлекательной, в худшем — морально подозрительной. Её Клеопатра, изощрённая и ловкая, знает путь к сердцу мужчины. При первой встрече с Антонием в Тарсе она специально спотыкается, спускаясь с трона, чтобы приветствовать Антония.
