Если бы убитый не был прокурором, никто бы не стал так рыть землю, чтобы найти убийцу. Мало ли других убийств, которые легко раскрываются, а этим делом только статистику портить. Провели бы необходимые оперативно-следственные мероприятия и отправили дело в архив. И если бы даже кому-нибудь из оперов в голову вдруг заскочила безумная мысль, что к делу может быть причастен заместитель председателя городского суда, то опер сам придушил бы ее и трижды перекрестился при этом… Надо, конечно, уехать подальше, потому что, пока он будет отсутствовать, все смирятся с мыслью, что убийство прокурора – очередной глухарь… Плохо только, что не уехать никуда. Но Настю отправить можно…
Некстати позвонила мировой судья Алиса Никифорова и вкрадчиво поинтересовалась, что у него запланировано на выходные.
– А у меня теперь нет выходных, – ответил Высоков, намекая на то, что отношения между ними закончились.
– Вообще или только для меня?
– Вообще для всех.
– Ну-ну, – продолжила Алиса таким тоном, словно решила сама поставить последнюю точку в их отношениях, – на меня обиделся, что тогда не позвала тебя к себе? Но у дочки был день рождения, мама моя приезжала… И нечего из себя оскорбленную невинность корчить. Неужто не знаю, что ты завел себе какую-то фифу, мягко говоря. И даже к себе хотел ее на работу взять. А это уже верх неприличия! Ты еще в своем кабинете двуспальную кровать не распорядился установить?
– Пока, – сказал Владимир Васильевич.
– Нет, погоди! – не дала ему проститься судья Никифорова. – Нечего со мной как с собачонкой. Возомнил о себе! Большим начальником стал! Слава богу, что на тебе одном свет клином не сошелся! Есть и другие, которые только и мечтают, чтобы…
– Не расстраивай мечтателей! – сказал он и отключил аппарат.
Посмотрел за окно и подумал: «Надо скорее отправлять Настю куда-нибудь».
Вечером, вернувшись домой, Высоков сказал ей об этом. Осторожно намекнул, что хотел бы с ней полететь на море, но работа не отпускает.
– Если хочешь, можешь слетать на море одна, – предложил он.
Настя, обхватив его шею руками, прижалась к нему так, что ее глаза приблизились, будто девушка хотела обнаружить в его взгляде то, что он пытается скрыть.
– Избавиться от меня хочешь? – с наигранной угрозой спросила Настя и тут же засмеялась, прекрасно понимая, что скорее небо упадет на землю, чем он сделает это.
Владимир Васильевич хотел что-то объяснить, но она поцеловала его и прошептала:
– Без тебя никуда. Я и без того целый день мучаюсь, страдаю от тоски по тебе.
И он не стал настаивать.
После ужина пили вино, вернее, только разлили по бокалам и едва пригубили, как в дверь позвонили.
– Открыть? – спросила Настя.
Вместо ответа он прижал палец к губам:
– Тс-с.
И тут раздался еще один звонок, потом еще и еще.
Так звонят, когда приходят с обыском или старые друзья. Но старых друзей у Высокова не было. И все равно он поднялся и сам пошел открывать.
На пороге стоял улыбающийся во весь рот Лапников.
– Ну что, Высокий, – почти крикнул он, перешагивая порог, – в подполье ушел? Одноклассников своих игнорируешь? Городской твой не отвечает. Хотя кто сейчас городскими номерами пользуется… Мобильный ты никому не даешь.
Лапников заглянул на кухню и увидел Настю.
– Прошу прощения за то, что, возможно, прервал ваш романтический ужин. Меня зовут Алексей… Можно просто Леша.
– А я – Настя.
– Очень приятно, – одноклассник начал рассматривать девушку, – а мы разве не встречались прежде?
– Нет, – покачала головой девушка.
– Точно встречались: у меня профессиональная память. Я вас для рекламы не снимал?
– Леша у нас кинооператором стал, – объяснил Высоков, – теперь фильмы снимает.
– Не снимаю. Меня на фильмы только вторым оператором берут: я же курс не закончил, потому что позвали на один проект. Деньги повалили, а это засасывает. Потом хотел на факультете восстановиться, но как-то не срослось. А вторым оператором это как-то не по мне, унизительно даже: свет выставлять, сумку таскать с бобинами… Хотя сейчас уже на цифру снимают, но все равно… Так что я больше по рекламе специализируюсь…
Говоря все это, Лапников подошел к столу, пододвинул к нему еще один стул и уселся на него.
– …теперь исключительно рекламой зарабатываю. Рекламные ролики, клипы… – он посмотрел на подругу Высокова, поднял вверх указательный палец и провозгласил: – Вспомнил! Вспомнил, где я вас видел. В конторе у Артема Лисневича. Точно! «Шанс интернешнл» – они мои постоянные заказчики… Хотя теперь уж не знаю… У них, по слухам, большие проблемы.
– Какие? – спросила Настя. – Просто я там уже не работаю.
– Проблемы выше крыши! У них с бухгалтерской отчетностью не все в порядке оказалось… Ну, этого и следовало ожидать: сколько таких конторок спалилось. Работают же за наличные, деньги по кассе не проводят, налоги не платят… А у Артема еще оружие нашли… дома… А раз дома шмонали, значит, и подпольную студию накрыли.
– Какую студию? – удивилась Настя.
– Он там снимал фильмы для взрослых… Слава богу, в кутузку не отправили, оставили под домашним арестом. Он адвокатов своих вызвал… Лисневич же не просто так ниоткуда взялся: ему на раскрутку один солидный человек дал очень приличную сумму денег и с конкурентами вопрос решил. Артемка сам мне хвастался, что тот человек решает все и на всех уровнях. А тут вроде как облом – тот человек и сам на чем-то сгорел… Адвокаты, конечно, пообещали, что и без крыши решат…
– Откуда ты этого Лисневича знаешь? – спросил Высоков.
– Учились на одном курсе, только я на операторском, а он на режиссерском. И оба не закончили… Но к тебе я не за этим…
Алексей показал взглядом на бутылку, но Настя сделала не совсем правильный вывод, принесла еще один бокал и наполнила все три.
– За встречу! – провозгласил гость и осушил свой бокал залпом.
После чего взял с тарелки кусок сыра, хотел отправить его в рот, но начал внимательно осматривать.
– Какой-то странный сыр.
– Это горгонзола, – объяснила Настя, – его делают вблизи Милана, прожилки из зеленой плесени придают ему изысканный вкус.
Лапников еще раз посмотрел на кусок, который держал в руке, и не решился:
– В другой раз как-нибудь.
Он посмотрел на Владимира и начал рассказывать как будто специально для него:
– Мы тут все живем давно. Наш квартал старый, все дома построены сразу после войны, а некоторые еще до революции. Школа, можно сказать, у каждого во дворе и на всех одна. Родители почти всех наших в эту школу ходили. Тут мы все и продолжаем жить за редким исключением. Все встречаемся во дворах, на остановках, в магазинах. Все про всех знаем… Только вот Володька какой-то некомпанейский оказался. Мы, конечно, знаем, что он тоже, как и его отец, судьей стал…
