– Вообще мы планировали добираться вместе. Но в среду с утра я поехал на стрелковые соревнования, а она собиралась на метро. А как было на самом деле, я не знаю.
– Такси она со своего телефона не вызывала, – сказал Петр, – запись с камер наблюдения над входом в вестибюль ближайшей станции метро мы тоже проверили: на метро она не поехала. Возможно, остановила частника… В таком случае обнаружить ее будет сложнее… Вы проверяли ее вещи? Где она хранила свои деньги и какая сумма могла быть при ней?
– Около ста тысяч или чуть меньше, точно сказать не могу. Деньги она носила в сумочке. Но одна без меня никуда не выходила, насколько я знаю, ну разве что в магазины за продуктами. Хотя и в магазины мы обычно вместе… – и, предвидя следующий вопрос, Высоков продолжил: – По телефону при мне ни с кем не связывалась и ей никто не звонил.
– Мы проверили – так и есть, – подтвердил Елагин, – последние контакты только с вами, а до того были звонки с ее предыдущего места работы, и все. Ни друзей, ни подруг, что странно.
– Она очень одинокая была, – объяснил Владимир Васильевич.
– Может быть, – согласился молодой человек, – хотя с такой внешностью, как у нее, это более чем странно. Вокруг таких девушек всегда кто-нибудь да…
Петр понял, что сказал что-то не то, и тут же перевел разговор на другую тему:
– Какое место заняли на соревнованиях?
– Наша команда победила, – ответил Владимир Васильевич, начиная злиться.
– А кто на последнем месте?
– Команда ГИБДД. Вопросы по существу будут?
Елагин посмотрел на судью и промолчал.
Высоков лег спать в два часа ночи, но заснуть не получалось: в голову лезли всякие мысли. Пожалуй, Бережная права – процесс надо затягивать, и тогда действительно есть надежда увидеть Настю. Конечно, никакого оправдательного решения не будет: как можно оправдывать человека – нет, не человека, а преступника, который к тому же пытается диктовать свою волю судье, похитил тихую и добрую девушку и теперь шантажирует?
Глава двадцать вторая
«Вольво» выехал на улицу, ускорился и, вклинившись в поток, пошел с общей скоростью, но вдруг стал совершать непонятные для Высокова маневры. Он вдруг уходил в крайний правый ряд, едва ли не вставал перед автобусными остановками, после чего, рискуя столкнуться с попутными автомобилями, уходил влево. Наконец Высоков не выдержал.
– Как-то странно мы едем, – сказал он.
– За нами от вашего дома едет черный внедорожник, – объяснил Анатолий, – идет с одной с нами скоростью, не отстает и не обгоняет. Я и притормаживал, и ускорялся, а он все висит на хвосте.
– Да это сосед мой по дому так развлекается, – попытался успокоить своего водителя Владимир Васильевич.
– Сосед? – не поверил Анатолий. – Что-то раньше я его машины не видел ни в вашем дворе, ни на улице.
– А вообще подмечал, когда за нами кто-нибудь увязывался?
– Пару раз видел. От Бассейной один раз нас вел микроавтобус. Мы во двор въехали, а он на улице остался. И когда выезжал, то посмотрел – он там и остался стоять. В другой раз минивэн. Обе эти машины с тонированными стеклами, как у спецслужб.
– На видеорегистраторе у нас могло что-то сохраниться?
– Я проверю. А вас что конкретно интересует?
– Марки машин и регистрационные номера.
Софья Андреевна ожидала его в приемной, чему он очень удивился.
– Вам даже ключи от приемной и моего кабинета выдали?
– Николай Степанович распорядился. Сказал кому надо, что я теперь здесь работаю. Сегодня еще и пропуск выдадут, сдала документы вместе с фотографиями. Я все правильно сделала?
– Абсолютно.
На самом деле его сейчас мало интересовали и Софья Андреевна, и то, что она сделала или не сделала. Он ждал каких-то известий от Бережной, но та молчала: не звонила и эсэмэсок не присылала. Это могло означать только одно – дело не продвигается.
Позвонил Анатолий и сообщил, что есть номера машин, которые их, по его предположению, преследовали.
– Диктуй! – приказал Владимир Васильевич.
Он записывал марки машин и номера. А Софья Андреевна наблюдала за тем, как он пишет. Он закончил и посмотрел на свою новую секретаршу, удивленный ее вниманием к простому событию.
– Что-то не так? – поинтересовался он.
– Все так, – ответила она спокойно, – это номера оперативных машин ГУВД.
– А почему номера не полицейские?
– Так оперативные же, чтобы преступник по номерам не догадывался, что за ним следят.
– Но я не преступник, а эти машины вокруг меня постоянно крутятся.
И вдруг он все понял. Генерал Корнеев врет насчет того, как продвигается следствие. Наверняка «паджеро» заместителя председателя городского суда засекли на записи с дорожных камер, сделанной в то субботнее утро, и теперь за ним установили негласное наблюдение. Но это невозможно – даже с санкции прокурора, потому что прокуратура никогда не даст такой санкции без решения суда, в котором должны принять участие трое федеральных судей. Но если бы прошло такое заседание, Высоков тоже должен был бы там находиться, потому что подозрения касаются его самого и ему пришлось бы объяснять, что он делал на берегу лесного озера…
Владимир Васильевич посмотрел на свою секретаршу.
– У Корнеева есть второй телефон? В смысле, вторая сим-карта?
– Виктор Николаевич запретил мне об этом говорить.
– Так не говорите. Просто напишите на этой бумажке.
Высоков подвинул Софье Андреевне лист, на котором уже были записаны номера машин. И она, не задумавшись ни на секунду, записала на нем три номера: тот, что уже был известен Владимиру Васильевичу, и два других.
– Этот у него для внеслужебных разговоров, – предположил Высоков и показал на известный ему.
Секретарша кивнула.
– А этот служебный.
Она снова кивнула.
– А этот?
Софья Андреевна пожала плечами.
– То есть про третий номер никто не знает?
– Наверное, кто-то знает, ведь он этим аппаратом пользуется. У него один аппарат на две сим-карты, а для третьего номера отдельный. Однажды он куда-то его засунул в своем кабинете и, чтобы найти, набрал номер: как оказалось, он его машинально в сейф положил. Пошел доставать, а я стояла рядом со столом и видела, что высветилось на экране, вот и запомнила.
– При вас он с кем-нибудь говорил по второму аппарату?
– Нет, если на него звонили при мне, то Виктор Николаевич всегда махал рукой, чтобы я скорее вышла из кабинета. И отвечал, только когда оставался один.
– Но что-то вы слышали?
