Дневной сеанс почтили своим вниманием лишь несколько зрителей. Все они сидели далеко от них, так что Гугли и Младший открыто обменялись конвертами из плотной бумаги: пять на шесть дюймов получил Гугли, девять на двенадцать — Младший.
Гугли вытащил из конверта толстую пачку сотенных, просмотрел купюры в мерцающем свете.
— Я ухожу сейчас, ты — когда закончится фильм.
— Почему бы не уйти мне, а вам — подождать?
— Потому что, если попытаешься уйти, я воткну тебе в глаз шило.
— Я только задал вопрос. — Младший отпрянул.
— И, слушай, не вздумай уходить сразу за мной. За тобой следит мой человек, он влепит тебе пулю в задницу.
— Дело в том, что меня тошнит от этого фильма.
— Ты чокнутый. Это же классика. Слушай, печенье есть будешь?
— Я же по телефону сказал вам, что не люблю изюм.
— Давай сюда.
Младший отдал коробку с печеньем, и Гугли покинул зал, унося и сладкое, и деньги.
Замедленный балет смерти, когда Бонни и Клайда нашпиговывали пулями, стал самым мерзким эпизодом фильма, который слышал Младший. Не увидел ни кадра, потому что плотно закрыл глаза.
* * *
Девятью днями раньше, следуя указаниям Гугли, Младший арендовал абонентные ящики в двух компаниях по получению почты, один для Джона Пинчбека, второй — для Ричарда Гаммонера, потом сообщил эти имена и фамилии Гугли. Для них последний и подготовил пакет документов.
В четверг, 28 декабря, используя поддельные водительские удостоверения и карточки социального обеспечения, Младший открыл сберегательные счета и арендовал две банковские ячейки для Пинчбека и Гаммонера в разных банках, с которыми ранее не имел дела. В качестве адресов он указал арендованные абонентные ящики.
На каждый из счетов Младший положил по пятьсот долларов. По двадцать тысяч, новенькими хрустящими банкнотами, легли в банковские ячейки.
Для Гаммонера, так же как и для Пинчбека, Младший получил от Гугли следующие документы: водительское удостоверение, действительно зарегистрированное в Калифорнийском отделе транспортных средств, а потому к нему не смог бы придраться ни один коп, оформленную по всем правилам карточку социального обеспечения, свидетельство о рождении, запись о выдаче которого имелась в архиве отдела регистрации соответствующего округа, и настоящий, действующий паспорт.
Поддельные водительские удостоверения Младший носил в бумажнике вместе с настоящим, выданным на его имя. Все.остальные документы положил к двадцати тысячам долларов в банковские ячейки, арендованные, соответственно, Пинчбеком и Гаммонером.
Он также открыл Гаммонеру счет в банке Большого Кайманового острова, а Пинчбеку — в швейцарском банке.
В тот вечер он чувствовал себя настоящим искателем приключений. И отпраздновал это событие тремя бокалами превосходного «Бордо» и телячьей вырезкой в элегантном баре отеля, в котором обедал по приезде в Сан-Франциско три года тому назад.
Зал ничуточки не изменился. Даже пианист остался прежний, разве что сменил смокинг и цветок в петлице.
Несколько красивых женщин сидели в баре в одиночестве, что указывало на разительные подвижки, происшедшие в обществе за последние три года. Младший чувствовал на себе их горячие взгляды, знал, чего им хочется, понимал, что любая с радостью ляжет под него.
Но теперь в нем нарастало напряжение иного рода, отличное от того, которое он снимал с помощью женщин. Это напряжение придавало сил, приятно щекотало нервы, ему хотелось, чтобы оно копилось и копилось, чтобы разрядиться вечером того дня, когда откроется выставка Целестины Уайт, 12 января. Это напряжение он мог снять не совокуплением с женщиной, но лишь убийством Бартоломью, и он рассчитывал, что острота ощущений даст оргазму сто очков вперед.
Он думал о том, чтобы выследить Целестину и, соответственно, отродье Серафимы, до открытия выставки. Адрес могли дать в отделе выпускников колледжа. Наверняка он мог бы получить его от галерейщиков или других художников.
Однако после убийства Бартоломью кто-нибудь мог вспомнить о человеке, который интересовался его матерью, Целестиной. Младший не мог пожаловаться на внешность, он производил на людей, особенно на женщин, неотразимое впечатление. Следовательно, рано или поздно копы постучались бы в его дверь.
Разумеется, он имел наготове документы Пинчбека и Гаммонера, две запасные позиции. Но использовать их не хотелось. Младшему нравилось жить на Русском холме.
Он уже расплачивался за обед и обдумывал размер чаевых, когда пианист заиграл «Кто-то поглядывает на меня». И хотя он весь вечер ждал этой мелодии, с первых же нот его передернуло.
Как и в первый вечер в Сан-Франциско, и в два последующих, он вновь сказал себе, что эта мелодия входила в репертуар пианиста. Искать объяснение в сверхъестественном не имело смысла.
Однако, когда он подписывал чек, рука заметно дрожала.
Последний раз Младший сталкивался с паранормальным событием в предрассветные часы 18 октября, когда певунья-призрак выдернула его из кошмара, наполненного червями и тараканами. Тогда, криком требуя, чтобы она замолчала, он перебудил соседей.
Но и теперь ненавистная музыка нервировала его. Возникла и не отпускала мысль: приди он домой один, фантом, то ли призрак мстительной Виктории Бресслер, то ли кого-то еще, обязательно навестит его. Так что ему требовалась компания.
Потрясающе красивая женщина, в одиночестве скучающая у стойки бара, пробудила в нем желание. Блестящие черные волосы, крылья ночи, слетевшие с неба. Смуглая, шелковистая кожа. Глаза как бездонные озера, поблескивающие отражением вечности и звезд.
Bay. Она настраивала его на поэтический лад.
Завораживала и элегантность. Розовый костюм от Шанель, юбка до колена, нитка жемчуга на шее. Она даже носила бюстгальтер. В этот век эротического раскрепощения притворная скромность возбуждала намного сильнее.
Усевшись на свободный стул рядом с красоткой, Младший предложил угостить ее выпивкой. Она согласилась.
Рене Виви говорила с мягким южным акцентом. Избегала откровенного кокетства, не навязывала своего мнения, хотя чувствовалось, что она образованна и начитана, не стремилась монополизировать разговор, короче, была отличной собеседницей.
Младший прикинул, что ей чуть больше тридцати, то есть она старше его лет на шесть, но его это нисколько не смущало. К более старшим по возрасту, как и к людям другого цвета кожи или национальности, он относился без предубеждения.
Если дело касалось любовных утех или убийства, он никогда не руководствовался расистскими принципами. Шутка, которой он ни с кем не мог поделиться. Но правда.
Младший задался вопросом, а каково будет трахнуть Рене, а потом убить ее. Однажды он уже убил безо всякой на то причины. Одного из ненавистных ему Бартоломью. Проссера в Терра-Линде. Мужчину. В том случае эротический элемент отсутствовал напрочь. Его ожидали новые ощущения.
