Младший миновал три двери в кабинеты и нашел мужской туалет, который занял Недди. Дверь не открывалась, то есть туалет был на одного.
Младший привалился к двери.
Других желающих облегчиться в коридоре не наблюдалось. Из одного служебного кабинета вышла женщина и направилась в зал, даже не взглянув в сторону Младшего.
9-миллиметровый пистолет лежал в наплечной кобуре, под кожаным пиджаком. Но без глушителя: тому нашлось место только в кармане. Удлиненный ствол в кобуру не умещался.
Он не хотел наворачивать глушитель на ствол в коридоре, где его могли увидеть. Кроме того, разлетевшиеся по туалету брызги крови Недди могли создать серьезные проблемы. Особенно если некоторые попали бы на него. По той же причине он не мог взяться за нож.
Недди спустил воду.
Последние два дня Младший ел только крепящие продукты, а буквально перед отъездом принял, в целях профилактики, закрепляющую таблетку, решив, что хуже не будет.
До Младшего донесся звук льющейся воды: Недди мыл руки.
Петли находились за дверью, то есть открывалась она вовнутрь.
Вода перестала литься. Зашуршало отрываемое бумажное полотенце.
В коридоре никого.
Теперь главное — рассчитать момент.
Младший уже не стоял, небрежно привалившись к двери. Нет, приложил к ней обе ладони. И, как только щелкнула задвижка, ворвался в туалет.
Недди Гнатик отшатнулся, захваченный врасплох.
Прежде чем пианист успел закричать, Младший бросил его на стену между раковиной и унитазом. У того перехватило дыхание.
За их спинами пружина закрыла дверь. Но не заперла, поэтому в любой момент из коридора могли войти.
Недди обладал музыкальным талантом, но мышечная сила была на стороне Младшего. Его руки изо всей силы сжимали горло пианиста, и только чудо могло помочь тому вновь пройтись по клавишам пианино.
Вверх взлетели его руки, белые, как голуби, словно пытаясь вырваться из широких рукавов плаща. Но он был не магом — музыкантом.
Продолжая сжимать горло Недди, Младший отвернулся, оберегая глаза. Коленом ударил пианиста в пах, окончательно лишив способности сопротивляться.
Умирающие руки-голуби скользнули по предплечьям Младшего, заскребли по кожаному пиджаку, словно пытались зацепиться за него, и повисли плетьми.
Птичьи глазки Недди потускнели. Розовый язык вывалился изо рта, как недоеденный червь.
Младший отпустил музыканта, тело заскользило по стене, а сам метнулся к двери, чтобы запереть ее. Протягивая руку к задвижке, испугался, что дверь сейчас распахнется и на пороге появится Томас Ванадий, ходячий мертвяк. Призрак не появился, но от одной мысли о том, что такое возможно, Младшего бросило в дрожь.
От двери он повернулся к раковине, трясущейся рукой доставая из кармана пластиковый пузырек с таблетками. Приказал себе сохранять спокойствие. Медленные, глубокие вдохи. Что сделано, то сделано. Живи в будущем. Действуй, а не реагируй. Концентрируйся. Ищи светлую сторону.
Пока он не принимал ни противорвотных, ни антигистаминных препаратов, потому что намеревался проглотить таблетки перед самым действом, чтобы обеспечить их максимальный эффект. Сначала следовало проводить Целестину от галереи до дома и убедиться, что Бартоломью именно там, а не в каком-то другом месте.
Руки так тряслись, что он не мог свернуть с пузырька крышку. Он гордился тем, что впечатлительностью превосходит большинство людей, но иногда эта самая впечатлительность становилась его проклятьем.
В конце концов крышку он отвернул. И сумел вытряхнуть на ладонь левой руки одну синюю и одну желтую капсулы, не рассыпав остальные по полу.
Его охота близилась к концу, Бартоломью, единственный нужный ему Бартоломью, находился буквально на расстоянии вытянутой руки. И Недди Гнатик едва все не испортил. Неудивительно, что Младшего охватила ярость.
Он завернул крышку, убрал пузырек в карман, пнул мертвеца, пнул еще раз, плюнул на него.
Медленные, глубокие вдохи. Предельная концентрация.
Может, светлая сторона заключалась в том, что музыкант не надул в штаны и не обделался перед тем, как отойти в мир иной. Иногда жертва удушения теряла контроль над функциями организма. Он читал об этом в каком-то романе, полученном через клуб «Книга месяца». Не у Юдоры Уэлти. Скорее у Нормана Мейлера. Конечно, в туалете пахло не так приятно, как в цветочном магазине, но пока и не воняло.
Если это и была светлая сторона, то особой пользы для себя Младший в ней не находил, поскольку для него ничего не менялось: он по-прежнему пребывал в туалете в компании трупа, вечно, питаясь сандвичами из бумажных полотенец и водой из-под крана, оставаться тут он не мог, не мог и бросить тело, потому что полиция появилась бы в галерее до завершения вернисажа, до того, как у него появился бы шанс проводить Целестину, домой.
Тут же в голову пришла еще одна невеселая мысль: молодой сотрудник галереи вспомнит, что Младший спрашивал его о Недди, а потом проследовал за ним к мужскому туалету. Он составит словесный портрет и, будучи знатоком искусства, тем более реалистичного искусства, сможет очень точно описать Младшего, без кубистских изысков Пикассо и импрессионистского тумана. Так что портрет этот, полный точных деталей, по приближенности к реальности соперничающий с картинами Нормана Рокуэлла, не сулил Младшему ничего хорошего.
Отыскивая светлую сторону, Младший чуть не нарвался на темную.
Когда вдруг грозно колыхнулся желудок и зачесалась голова, его охватила паника. Он понял, что ему не уйти от острого нервного эмезиза и зуда всего тела, причем обе беды свалятся на него одновременно. Сунул капсулы в рот, но слюны не хватило, чтобы проглотить их. Пришлось включать воду, наполнять сложенные лодочкой ладони, пить, обливая пиджак и свитер.
Глянув в зеркало над раковиной, Младший увидел не уверенного в себе, полностью реализовавшего заложенные в него способности человека, каким стремился стать, а бледного, с округлившимися глазами маленького мальчика, прячущегося от нанюхавшейся кокаина, накачавшейся амфетамином матери, встреча с которой сулила ему только побои. Такое случалось не раз, прежде чем ее отправили в клинику для психохроников. Словно временной водоворот выхватил его из настоящего и забросил в ненавистное прошлое. Все его усилия, затраченные на самосовершенствование, пошли прахом.
Он чуть не заплакал. Как же несправедливо обошлась с ним судьба! Ведь он преодолел столько преград, выдержал столько испытаний. Нашел в стоге сена иголку-Бартоломью, пережил дикий зуд, жуткие приступы рвоты и поноса, потерял палец, потерял любимую жену, брел по холодному и враждебному миру без подруги сердца, его унижали геи, мучили мстительные призраки, его лишили возможности успокоить душу и сердце с помощью медитации, то по одной, то по другой причине перед ним маячила перспектива тюрьмы, он не мог снять распирающее его внутреннее напряжение ни вышиванием, ни сексом.
