Вернулся в дом, погасил три масляные лампы на кофейном столике. И лампу под абажуром.
На кухне, обойдя лужи крови и Викторию, выключил обе духовки. Погасил и горелку под кастрюлей с кипящей водой.
Выключив свет на кухне, в коридоре и прихожей, плотно закрыл входную дверь, оставив за собой тихий и темный дом.
Он еще собирался вернуться сюда. Но сейчас его ожидало более срочное дело: избавиться от тела Томаса Ванадия.
Внезапный порыв холодного ветра сорвался с луны, принеся с собой едва уловимый инопланетный запах, черные кроны сосен зашуршали, словно юбки ведьм.
Младший сел за руль «Студебекера», завел двигатель, резко развернулся на сто восемьдесят градусов, зацепив колесами лужайку, вскрикнул от ужаса, когда тело Ванадия шумно сдвинулось на заднем сиденье.
Вдавил в пол педаль тормоза, перевел ручку переключения скоростей в нейтральное положение, распахнул дверцу, выскочил из автомобиля. Развернулся лицом к угрозе, под его ногами зловеще заскрипел гравий.
Глава 38
С бейсболкой в руке, воскресным вечером, он стоял на крыльце Агнес, крупный мужчина, своим видом больше напоминающий застенчивого мальца.
— Миссис Лампион?
— Это я.
Благородная внешность, решительное лицо, обрамленное золотыми волосами, должны были символизировать силу и мужество, но впечатление несколько портили кудряшки на лбу, тут же наводящие на мысли об изнеженных императорах Древнего Рима.
— Я пришел, чтобы… — Он замолчал, не договорив. Учитывая внушительные габариты, одежда, как водится, в должной мере соответствовала образу сильного мужчины: сапоги, джинсы, красная фланелевая рубашка. Но опущенная голова, поникшие плечи, переминающиеся ноги напоминали о том, что точно так же одеваются и подростки.
— У вас что-то случилось? — спросила Агнес.
На мгновение он встретился с ней взглядом, чтобы тут же уставиться в пол крыльца.
— Я пришел, чтобы сказать… что я сожалею о случившемся, очень сожалею.
За десять дней, прошедших после кончины Джоя, многие люди выражали ей свои соболезнования, но до появления этого мужчины она их всех знала.
— Я бы отдал все, что угодно, лишь бы этого не произошло, — с жаром продолжил незнакомец. В голосе слышалась боль. — Лучше бы умер я.
Агнес не нашлась с ответом.
— Я не пил, — продолжил мужчина. — Это установлено. Но я признаю, что для дождливой погоды ехал слишком быстро. Меня оштрафовали за то, что я проскочил на красный свет.
Внезапно она поняла:
— Так это вы.
Он кивнул, лицо его залила краска вины.
— Николас Дид, — с горечью выплюнула Агнес.
— Ник, — поправил он Агнес, словно ей надлежало обращаться по имени к человеку, убившему ее мужа. — Я не пил.
— Но сейчас выпили, — мягко указала она.
— Пару стаканчиков. Для храбрости. Чтобы прийти сюда. Попросить вашего прощения.
Его просьба подействовала как оскорбление. Агнес качнуло назад, словно от удара.
— Сможете вы простить меня, миссис Лампион?
Агнес не могла долго злиться на человека, никогда не помышляла о мести. Она даже простила своего отца, который надолго превратил ее жизнь в ад, искалечил души ее братьев, убил ее мать. Но простить не означало утешиться. Не означало, что виновный оправдан и все забыто.
— Я не могу спать, — Дид нервно мял бейсбодку в руках. — Я худею, нервничаю, вздрагиваю от каждого шороха.
Несмотря на доброту и отходчивость, Агнес не могла найти в своем сердце прощения этому человеку. Слова отпущения грехов застряли в горле. Переполнявшая ее горечь не радовала Агнес, но она ничего не могла с собой поделать.
— Ваше прощение ничего не исправит, не сможет исправить, но принесет хоть какое-то успокоение моей душе.
— Почему меня должно волновать состояние вашей души? — спросила она, и ей показалось, что говорит какая-то другая женщина.
Дид дернулся.
— На то нет причин. Но, поверьте, я не хотел причинить вреда вашему мужу, миссис Лампион. И вашему ребенку тоже, маленькому Бартоломью.
При упоминании имени сына Агнес напряглась. Конечно же, так или иначе Дид мог узнать, как зовут младенца, однако он просто не имел права называть по имени ребенка, которого он оставил сиротой, чуть не убил.
Дыхнув на Агнес перегаром, Дид спросил:
— А как себя чувствует Бартоломью? Он в порядке? Со здоровьем все нормально?
Пиковые валеты, квартет, мелькнула мысль. Вспоминая желтые кудряшки на игральных картах, Агнес видела те же самые кудряшки прямо перед собой, на лбу Дида.
— Вас это не касается. — Она отступила на шаг, чтобы закрыть дверь.
— Пожалуйста, миссис Лампион.
На лице Дида отразилась то ли душевная боль, то ли злость.
Истолковать выражение его лица Агнес не смогла, вернее, не успела, потому что внезапно ее охватил страх, в кровь выплеснулся адреналин. Застучало, заухало сердце.
— Подождите, — Дид протянул руку, то ли умоляюще, то ли с тем, чтобы не дать закрыться двери.
Но Агнес успела захлопнуть дверь, не думая, хочет он остановить ее или нет, заперла на замок и на засов.
Искаженное стеклом лицо Дида вплотную приблизилось к выгравированным лепесткам и листочкам, он словно пытался разглядеть, что происходит в доме, напоминая демона, выпрыгнувшего из кошмарного сна.
Агнес побежала на кухню, где собирала коробки с продуктами, которые предстояло развезти вместе с грушевыми пирогами, испеченными утром.
Колыбель Барти стояла рядом со столом.
Она-то боялась, что младенца нет, что его выкрал сообщник Дида, пока он сам отвлекал ее разговорами у входной двери.
Но Барти крепко спал в колыбельке, где она его и оставила.
Агнес подскочила к окнам, опустила все жалюзи. Но ощущение, что за ней наблюдают, не исчезло. Дрожа всем телом, она села у колыбельки, с безмерной любовью глядя на младенца. Она ожидала, что Дид позвонит вновь. Не позвонил.
— Только представь себе, я думала, что тебя уже нет, — сказала она спящему сыну. — Твоя старая мать сходит с ума. Я никогда не зналась с Румпельштильцхеном, так что сюда он приходил зря.
Она пыталась обратить свой страх в шутку. Николас Дид не был пиковым валетом. Он уже принес их семье все горе, которое мог принести.
Но где-то этот валет существовал, и его день еще не наступил.
Чтобы Мария не чувствовала себя ответственной за резкую смену настроения сидящих за столом в пятницу вечером, когда за красными тузами последовали наделавшие столько переполоха пиковые валеты, Агнес сделала вид, что не придает гаданию абсолютно никакого значения, особенно мрачной его части. Но на самом деле ее сердце сковал лед.
