Святой Отец и Дух, узревший свет,
В который верил так, что в гроб спустился,
Юнейших ног опережая след, —
Я начал, — ты велишь, чтоб я открылся,
В чем эта вера твердая моя
И почему я в вере утвердился.
[Дорогой Петр, созерцающий ныне тот Дух, в Которого в молодые лета ты так уверовал, что первым прибежал к пустому гробу, «юнейших ног опережая след»]. Это Данте выдумывает, чистой воды captatio benevolentiae, то есть попросту лесть, поскольку в Евангелии сказано, что первым прибежал Иоанн, а Петр, едва дыша, поспевал сзади. Правда, Иоанн его дождался и пропустил первым войти во гроб, но прибежал сначала Иоанн. Данте играет на этой двойственности и, улещивая Петра, говорит, что он первым поспел, несмотря на то, что Иоанн был моложе, имел «юнейшие ноги».
— Ты хочешь, чтобы я рассказал о своей вере, которую находишь и пылкой, крепкой, и спрашиваешь, откуда она у меня, какой я прошел путь, — и я отвечу: «Верую…», и дальше он читает Символ веры.
Я отвечаю: в Бога верю я,
Что движет небеса, единый, вечный,
Любовь и волю, недвижим, дая.
И в этом исповедании веры мы сразу встречаем ключевые для всей «Комедии» слова, ядро всего дантовского построения: «движет» и «воля», то есть желание. Сразу вспоминаются строки, о которых мы уже говорили: «Лучи Того, Кто движет мирозданье»
[243], или будем говорить: «Любовь, что движет солнце и светила»
[244]; Паоло и Франческа: «Какая нега и мечта (в оригинале — желание) какая / Их привела на этот горький путь!»
[245] и увещание Беатриче: «С моею смертью, что же в смертной доле / Еще могло к себе привлечь твой взгляд (в оригинале — желание)?»…
[246] В общем, дантовское кредо заключает в себе основу его видения: все в мире движимо желанием Бога; целью этого движения, объектом его, является Сам Бог.
И в физике к той правде безупречной,
И в метафизике приходим мы,
И мне ее же с выси бесконечной
Льют Моисей, пророки и псалмы,
Евангелье и то, что вы сложили,
Когда вам Дух воспламенил умы.
[Верую во единого Бога, и есть у меня для этой веры все физические и метафизические доказательства: реальность сама по себе — знак присутствия Другого, листья, небеса, «Гимн брату Солнцу» — весь тот путь, о котором говорилось раньше. Дают мне веру также Моисей, пророки, псалмы — все Писание. Чтение Писания, знание его — источник большой благодати, ибо оно утверждает нас в том, о чем свидетельствует сама по себе структура бытия: разум и свобода, если жить согласно их природе, ведут нас к Богу, и это подтверждается знанием Писания.]
И верю в три Лица, что вечно были,
Чья Сущность столь едина и тройна,
Что «суть» и «есть» Они равно вместили.
[Верю в три Лица и в единую Сущность — в Тайну Троичности Божьих ипостасей, которая равно вмещает глагол единственного числа «есть» и множественного — «суть». Это вершина исповедания веры, его кульминация — сердце христианской веры — вся Истина; плоть и размах утверждения человеческого существа заключены в возможности Другого, Другого, которому мы говорим «Ты». Так устроен Сам Бог, и это же в природе человека, ведь он сотворен по образу и подобию Бога: можно сказать о них «есть» (ибо они — одно), а можно — «суть» (ибо каждый сам есть). Я — отдельный человек, «лишь я один»
[247], и в то же время я и другой суть одно. Утверждение себя происходит через другого, и наоборот.]
Глубь Тайны Божьей, как она дана
В моих словах, в мой разум пролитая,
Евангельской печатью скреплена.
[Разум мой непрестанно утверждается в том, о чем Я тебе говорил, — в этом удивительном откровении о Божественной природе, в Тайне Троицы, с помощью Благой Вести: Иисус пришел, чтобы рассказать нам, что природа Бога — построение отношений, любовь, желание, движение.]
И здесь — начало, искра здесь живая,
Чье пламя разрослось, пыланьем став
И, как звезда небес, во мне сверкая.
[В этом — начало, искра, «чье пламя разрослось», отсюда происходит все движенье во Вселенной. Светила, небеса, земля, века, люди, добро, зло, листочки на деревьях… — все движимо отсюда. Все приходит в движение, потому что это — природа Бога.]
Простите за повтор, но не могу сказать иначе: природа Бога и в том, что бытие для того, чтобы быть, утверждается через бытие. Божественное «Я» — для того, чтобы быть «Я» — от начала веков должно было говорить «Ты», это в Его природе. Это — начало большого пожара, из которого произошло все остальное. «И, как звезда небес, во мне сверкая», пламя это и меня достигло, оно пылает у меня в груди. Это пламя — мое осознание себя и Бога, всего в мире, моей жены, друзей, бытия и истории. Это — начало, сияющее во мне, как звезда в небе.
Как господин, отрадной вести вняв,
Слугу, когда тот смолк, за извещенье
Душой благодарит, его обняв,
Так, смолкшему воспев благословенье,
Меня кругом до трех обвеял крат
Апостольский огонь, чье вняв веленье,
Я говорил; так был он речи рад.
Данте, очень довольный полученным опытом, в этих стихах дает выход своей радости через очень лестное сравнение. «Как господин, услышав радостную весть от вернувшегося в замок посланника, сбегает c трона и обнимает своего слугу, „за извещенье душой благодарит“, так и, когда я смолк, „апостольский огонь“, Петр, которому я рассказал, что он повелел, „воспев благословенье“ (опять неописуемая ангельская музыка), „меня кругом до трех обвеял крат“, то есть трижды обнял (так же, как он приветствовал Беатриче)». Испытание было трудным, но Данте ликует: «Прошел! Вера есть у меня…»
Песнь XXV. «Ожиданье грядущей славы»
За верой настает черед надежды: песнь двадцать пятая. Эту тему я хотел бы предварить чтением трех кратких отрывков из песни четырнадцатой, чтобы разделить с вами то, что произошло со мной на этой неделе. Совершая большое турне по Южной Италии, я заехал и в Гротталье, маленький городок неподалеку от Таранто, — меня пригласили в одну из местных школ как раз для чтения песни четырнадцатой. Вечером ранее я проводил другую встречу, в начале которой одна девушка лет пятнадцати-шестнадцати замечательно пела. В конце я подошел поблагодарить ее, и мы познакомились. На следующий день, когда я обедал с учительницей, организовавшей встречу, намеченную на тот вечер, ей на мобильный телефон пришло сообщение от той самой девушки. Девушка была в отчаянии: ночью разбился на мотороллере ее одноклассник. Мы сели в машину и помчались к ней. И вместе прочли песнь четырнадцатую: те самые строки, которые я прочитаю сейчас.
