Сказав это, мы можем проследить за нитью его рассуждений. Если когда-нибудь случится, говорит Данте, что это произведение, которое даже физически меня изнурило («я долго чах, в трудах согбенный»), победит, смягчит жестокосердие флорентийских правителей, удерживающее меня вдали от прекрасного города, где я вырос, смирит «гнев, пресекший доступ мой / К родной овчарне, где я спал ягненком» (во время написания «Комедии» Данте находится в изгнании) и где я был противником волков, являющихся врагами Флоренции («немил волкам, смутившим в ней покой»), вернувшийся будет другим человеком: он изменится как внешне («в ином руне», имеются в виду волосы — вернется седовласый старец; очевидно, что «руно» — это продолжение сравнения с овчарней), так и внутренне («в ином величье звонком»), то есть его голос будет голосом поэта, а не политика.
«И осенюсь венцом / Там, где крещенье принимал ребенком». Вот величайшая мечта его жизни, неосуществленная мечта — Данте умер в изгнании — быть увенчанным лаврами поэта в баптистерии Сан-Джованни во Флоренции, в той же купели, где он был когда-то крещен: я буду увенчан венцом поэта (имеется в виду лавровый венец, которым в ту эпоху награждали поэтов, чье творчество получало общественное признание) в том самом месте, где я получил веру, «души пред Творцом / Являющую», делающую души угодными Богу, ту, благодаря которой святой Петр посмотрел на меня так благосклонно («и за нее благословлен Петром»).
И вот огонь, к нам движась, отделился
От тех огней, откуда старшина
Наместников Христовых появился;
И Беатриче, радости полна:
«Смотри! Смотри! Вот витязь, чьим заслугам
Такая честь в Галисьи воздана!»
[И вот «от тех огней», из того же сияющего круга, откуда вышел святой Петр — это именно он «старшина / Наместников Христовых», первый из последователей Христа, — двинулся к нам «огонь», душа, и Беатриче сказала мне: «„Смотри, вот витязь“
[251], ради которого там, на земле, отправляются в паломничество „в Галисью“ в Сантьяго де Компостела»
[252].]
Как если голубь сядет рядом с другом,
И, нежностью взаимною делясь,
Они воркуют и порхают кругом,
Так, видел я, один высокий князь
Встречал другого ласковым приветом
И брашна горние хвалил, дивясь.
[Я видел, как, подобно тому как голуби, садясь рядом друг с другом, проявляют взаимную нежность, порхая и воркуя, встретились два славных князя, Петр и Иаков: они заключили друг друга в объятья и произнесли хвалу пище, которой питаются в мире горнем (то есть Самому Богу).]
Приветствия закончились на этом,
И каждый coram me
[253], недвижим, нем,
Так пламенел, что взгляд сражен был светом.
[После этих взаимных приветствий и изъявления благодарности каждый из них застыл передо мной в молчании и «так пламенел», был охвачен таким огнем и так сиял, что «взгляд сражен был светом», мне пришлось отвести глаза, не способные выдержать такого лучезарного сияния.]
И Беатриче молвила затем
С улыбкой: «Славный дух и возвеститель
Того, как щедр небесный храм ко всем,
Надеждой эту огласи обитель.
Ведь ею ты бывал в людских глазах,
Когда троих из вас почтил Спаситель».
[После этого Беатриче обращается к святому Иакову со словами: «„Славный дух“, описавший величие нашего „небесного храма“, то есть рая, ты, который столько раз говорил о надежде, сделай так, чтобы мы вновь услышали, что представляет собой надежда здесь, в горнем мире».]
В словах Беатриче содержится отсылка к традиционному для христианской иконографии изображению таких евангельских эпизодов, как Преображение или воскрешение дочери Иаира: в них три апостола — Петр, Иаков и Иоанн, которых единственных Иисус берет с Собой, олицетворяют три теологические добродетели: веру, надежду и любовь.
В последней строке Данте использует удивительное слово — carezza
[254], ласка, наполняющее эти строки необыкновенной нежностью и любовью. Словно Беатриче говорит Иакову: «Именно тебе надлежит рассказать о надежде, поскольку Иисус проявлял к вам особую нежность, Он избрал вас, оказал вам предпочтение. Ты, прекрасно знающий, как ласков был Иисус с тобой, с Петром и с Иоанном; ты, удостоившийся ласки Назарянина — по удивительному выражению Энцо Янначчи
[255] — этой абсолютной привилегии; ты, ставший предметом этой особой нежности, — кому, как не тебе, рассказать нам, что такое надежда?» Именно благодаря этой избранности и этой исключительной близости к Иисусу Петр, Иаков и Иоанн отождествляются с верой, надеждой и любовью, и поэтому именно они втроем задают Данте вопросы о трех богословских добродетелях.
«Вздыми чело, превозмоги свой страх;
Из смертного предела вознесенный,
Здесь должен в наших созревать лучах».
Так говорил душе моей смущенной
Второй огонь; и я возвел к горам
Взгляд, гнетом их чрезмерным преклоненный.
[Подними голову и приободрись, подними голову и уверься. «Народ Мой закоснел в отпадении от Меня, и хотя призывают его к горнему, он не возвышается единодушно», — говорит пророк (Ос. 11: 7). В этом заключена основная задача жизни: жить на высоте собственного желания, смотреть на звезды, то есть сознавать связь между твоим сердцем, тобой как частностью, и вечностью, бесконечностью; но эту связь невозможно увидеть, если не поднять голову]. Поднять голову означает восстать, принять борьбу, «войну / И с тягостным путем, и с состраданьем», о которой Данте заявил в начале своего путешествия
[256].
