Отныне будет речь моя скудней, —
Хоть и немного помню я, — чем слово
Младенца, льнущего к сосцам грудей.
Не то чтоб свыше одного простого
Обличия тот Свет живой вмещал:
Он все такой, как в каждый миг былого;
Но потому, что взор во мне крепчал,
Единый облик, так как я при этом
Менялся сам, себя во мне менял.
Настает черед второго видения, и, прежде чем рассказать о нем, Данте предупреждает:
[ «Cейчас мне удастся донести до вас еще меньше, потому что не только мое воспоминание несоизмеримо с предметом, но и слово, в свою очередь, несоизмеримо с воспоминанием, оно более невнятно и невыразительно, чем слово новорожденного. Не потому что виденные мной образы умножились: я продолжал видеть Бога, Который был „все такой, как в каждый миг былого“, такой же, каким был всегда, но из-за того, что „взор во мне крепчал“, чем дольше я смотрел, тем более острым становился мой глаз, изменялась глубина и мощь моего взгляда. И поэтому единая Божественная сущность, „единый облик“ менялся в моих глазах по мере того, как менялся я сам („так как я при этом / Менялся сам, себя во мне менял“). Бог оставался Богом, но я видел Его другими глазами, потому что я сам менялся, так как менялся мой взгляд, сила моего зрения».]
Об этом стоит как следует задуматься. Как часто мы называем реальностью то, что сами хотим видеть? Сколько раз мы приложили усилие, чтобы обратить взгляд к истинной природе вещей, испытывая любопытство и настойчивую потребность проникнуть в их суть? Если бы мы совершили этот процесс, который называется обращение, наше зрение позволило бы нам увидеть то, что иначе увидеть невозможно, то, чего не позволяют нам увидеть наши предрассудки. Дело не в том, что реальность плоха, а в том, что мы видим то, что хотим увидеть. Реальность всегда одна и та же, она всегда перед нами. Ты можешь открыть окно, увидеть ливень и разразиться проклятиями: «Уже четыре месяца льют дожди, когда же весна!» Или же повторить вслед за святым Франциском: «Хвала за кроткую сестрицу нашу воду, веселую, прозрачную, как слезы»
[297]. Реальность все та же, идет все тот же дождь, но что же видит святой Франциск? Почему ему удается увидеть бо́льшее? Почему одна и та же реальность, которая вызывает наш гнев, обиду, расстройство, плохое настроение, наполняет душу святого Франциска покоем, благодарностью и хвалой? Это вопрос угла зрения. Нужно набраться смелости и позволить кому-то или чему-то изменить наш взгляд, помочь нам видеть.
Таким образом, взгляд Данте очищается и приобретает бо́льшую силу, так что перед нами предстают три видения, все более глубокие и четкие. В школе я всегда привожу пример с панорамными подзорными трубами, в которые нужно бросить монетку. Бросаешь один евро, и вдруг гора к тебе приближается. Наводишь зум, и вдруг — на тебе, уже видишь домик. Ты смотришь на ту же панораму, но сначала видел гору, а теперь домик. Что произошло? Благодаря увеличению твой взгляд стал более острым. Еще поворот зума — и на тебе, цветок, потому что на балконе дома стоит горшок с геранью. Он стоял там и раньше, это все тот же предмет, но обострившееся зрение позволило увидеть намного больше, словно это два разных предмета. Гору, домик, цветок, хотя предмет, на который ты смотришь, остается тем же. Данте рассказывает, что с ним происходит именно это.
И вот второе видение:
Я увидал, объят Высоким Светом
И в ясную глубинность погружен,
Три равноемких круга, разных цветом.
Один Другим, казалось, отражен,
Как бы Ирида от Ириды встала;
А Третий — пламень, и от них рожден.
О, если б слово мысль мою вмещало, —
Хоть перед тем, что взор увидел мой,
Мысль такова, что мало молвить: «Мало!»
[В глубокой и наполненной светом Божественной сущности, «в ясную глубинность погружен», то есть проникнув еще глубже в Тайну Бога, я увидел «три равноемких круга, разных цветом», то есть три круга разных цветов, но одинаковой окружности — богословское определение Троицы как единства в трех Лицах. Один из них, Сын, словно отражался другим, Отцом, как вторая радуга, которая является отражением первой, «как бы Ирида от Ириды», а третий казался пламенем, исходящим с одинаковой силой от одного и от другого.]
Как же, говорит бедный Данте, которому явилось такое чудо, мне объяснить вам суть Троицы? Он делает то, что в его силах, и придумывает историю c тремя светящимися кругами, которые по очереди освещают и отражают друг друга. Кругов три, но они так друг на друга накладываются, что в то же время кажутся единым кругом. Гениальное изобретение! Которое повторяет Символ веры: «Света от Света, Бога истинна от Бога истинна» — каждый обязан своим существованием свету другого, один постоянно порождает другого.
[«О, если б слово мысль мою вмещало» — как жалко и недостаточно то, что я вам говорю. В сравнении с тем, что мне удалось увидеть, это так ничтожно, «что мало молвить: „Мало!“»]
О Вечный Свет, который лишь Собой
Излит и постижим, и, постигая,
Постигнутый, лелеет образ Свой!
Здесь заложена вся философия Аристотеля, весь Фома Аквинский, весь динамизм Бога, бытия: разум, знание и любовь, в которых три Лица отождествляются друг с другом, утверждаются, познают и любят друг друга.
И вот мы подходим к третьему видению.
Круговорот, который, возникая,
В Тебе сиял, как отраженный свет, —
Когда Его я обозрел вдоль края,
Внутри, окрашенные в тот же цвет,
Явил мне как бы наши очертанья;
И взор мой жадно был к Нему воздет.
Подведем итоги: первое видение — это природа бытия, всего сущего, «сплетенного любовью» в своем Источнике, в Боге. Второе видение — это Тайна единства Бога в трех Лицах. И теперь третье видение, третий «поворот зума» — Тайна Воплощения.
[По мере того как мой взор долго изучал этот круг (второй), который в Тебе (Данте обращается к «Вечному Свету» из 124-го стиха) представлялся отраженным светом, мне показалось, что через Него, через Его цвет проступает наш человеческий образ, и мой взгляд полностью на нем сосредоточился.]
Данте говорит: когда я всмотрелся в самую глубину, в самую сокровенную Тайну Бога, там, в глубине Тайны, мне явились «как бы наши очертанья», я увидел человеческий образ. Вдумайтесь, человеческий образ! Нос, уши, бороду… Я увидел наше Лицо, я увидел Лицо Человека, похожего на нас.
Более того, «взор мой жадно был к Нему воздет» — буквально это означает, что там мое зрение обострилось до последнего предела, обрело полную мощь, и только тогда я разглядел Лицо Человека в глубине Божественной Тайны. Но мне хочется думать, что этот стих «и взор мой жадно был к Нему воздет»
[298] означает и то, что в этом Лице я узнал свое лицо. Я увидел в Нем свой образ, свою истинную сущность, свое настоящее имя. Там сокрыта правда о моей личности. О моей, не о вашей — со всеми моими индивидуальными особенностями, с чертами лица, волосами, костями, кожей. Таинство Воплощения позволило сделать так, чтобы в этом Лике, который является Ликом Христа, можно было узнать лицо каждого из нас.
