Еще одна вещь. Это пространство-время не статично, оно расширяется. Это значит, что чем дальше я возвращаюсь назад во времени, тем меньшую Вселенную вижу, потому что со временем она расширяется. Начало — это точка, и в то же время это круг, заключающий всю Вселенную в пространстве и времени. Это невероятно похоже на то, что мы видели у Данте. От этой точки зависят земля и небеса и вся природа.
Когда я готовился к сегодняшней беседе, мне в голову пришло еще одно сравнение. Мы видели, что в понимании Данте Вселенной движет желание Бога, стремление к Нему. А это значит, что чем ближе я к последнему небу, к Богу, тем быстрее становится движение: скорость вращения разных кругов пропорциональна их удалению от земли по мере приближения к тому последнему кругу, который обращается и становится точкой Бога.
Это подобно (не скажу, что это одно и то же) тому, что я вам сейчас рассказывал о расширении Вселенной. То есть если мы посмотрим на двухмерное изображение сферы, то мы находимся на полюсе этой сферы, а круги, заключающие в себя расстояния и эпохи, удаляются от нас, и чем дальше они удалены, тем быстрее их движение.
Это подобие подтверждает Хаббл
[322], и особенно последние наблюдения. Нам известен график Хаббла 1929 года. Сегодня наши измерения значительно более точны, но мы знаем, что закон, согласно которому скорость удаления тем больше, чем больше расстояние, с которого ведется наблюдение, работает. Н0 — постоянная Хаббла. Эту точку мы можем считать началом истории, истории Вселенной. Теперь мы изображаем ее в виде точки, а не в виде круга. От этой точки зависит небо и вся природа.
И теперь при помощи самой современной техники мы изучаем с точки зрения физики (современной физики) физику Вселенной, самые первые мгновения ее существования, когда вся эта неописуемо огромная реальность (измеряемая сегодня миллиардами световых лет) вмещалась в микроскопический объем, потому что расширение ее только начиналось. Мы изучаем то время, когда вся Вселенная, которую мы наблюдаем сейчас (с помощью реликтового излучения, которое доходит к нам из начальных этапов жизни Вселенной), была сравнима с мячиком.
Нембрини: То есть Данте одной терциной описал Большой Взрыв.
Берсанелли: Что-то вроде того.
Нембрини: Прочту эту терцину из песни тридцать третьей о первом видении природы Вселенной. Как Данте описывает, что он видит. Я ее всегда читал с точки зрения экзистенциальной, этической, психологической, но теперь понимаю, что ее можно прочесть и с точки зрения космологической.
Я видел — в этой глуби сокровенной
Любовь как в книгу некую сплела
То, что разлистано по всей Вселенной
[323].
«В книгу некую (volume по-итальянски значит и объем, и том; автор понимает это слово как объем, то есть точку, а переводчик М. Лозинский — как том, то есть книгу, вмещающую в себя всю Вселенную. — Прим. перев.) сплела то, что разлистано (то, что разнеслось, взорвалось)». Данте смотрит на Бога и видит природу Вселенной, где все сосредоточено вместе, сверстано.
А затем взрыв, Вселенная «разлистывается» и начинает расширяться. Несколькими стихами далее он назовет это изначальное состояние узлом, то есть точкой.
Берсанелли: Мне бы хотелось подчеркнуть, чтобы напомнить также о логике Данте, отправном пункте нашего размышления, что Данте проводит четкое различие между Богом и творением. В конечном итоге эта «точка» для Данте — Божественна, в ней — Творец. Также интересно отметить, что научный инструментарий не позволяет нам увидеть «точку», мы не можем поймать «то, что больше нуля». Мы можем увидеть только что зародившуюся Вселенную, но не можем видеть момента ее рождения, мы можем только приближаться к нему.
Нембрини: А насколько вы можете к нему приблизиться?
Берсанелли: С помощью спутника мы рассчитываем проверить (подтвердить или опровергнуть) одну из самых основательных на сегодняшний день гипотез — инфляцию, которая предполагает, что в первые доли секунды — 10–32 от начала, то есть 0,000…1 (с тридцатью одним нулем после запятой) — Вселенная расширялась гораздо быстрее, чем впоследствии. Термин «инфляция», который астрофизики используют для обозначения динамики первых долей секунд, обозначает именно этакое невероятное, очень быстрое расширение. 10–32 — это кратчайший миг, но предположение об инфляции объясняет, каким образом через такой крохотный промежуток времени мы видим уже сформированную реальность, ведь наука может описывать только то, что уже существует. Должен быть мельчайший остаток. Так же и с изучением человеческого тела: все можно изучить, но самый первый момент зарождения научными методами определить невозможно, именно потому, что природа зарождения, определения человеческого «я» неподвластна научному познанию, ее невозможно ухватить.
Нембрини: Ты все время говоришь об аналогиях. Но аналогия, сравнение того, что происходит, и того, как я вижу природу происходящего (движение от видимого к невидимому), может показаться не слишком научным подходом. Во всяком случае, так нас учат книги по истории, философии, литературе: я верую, а значит, все вижу определенным образом, а кто не верит, тот будет все видеть по-другому. А мы сегодня полностью перевернули систему и стали говорить об аналогии как о методе познания.
Берсанелли: Коротко говоря, аналогия — это представление о том, что интерес к какому-то объекту не может не быть связан с интересом к тому, знаком чего является данный объект. Можно было бы сказать это, цитируя замечательно емкие слова отца Луиджи Джуссани: знак и Тайна совпадают
[324]. Тайна, которую выражает знак, является мне через знаки. Вот что интересно.
Мы знаем уже некоторые примеры, но можно привести и множество других. Когда Данте и Беатриче входят в сферу Луны, Данте удивляется, что его тело проникает в тело Луны, но не разделяет его, потому что на Земле такое взаимопроникновение невозможно.
