Но вот в эпицентре бури он видит двоих, отличающихся от остальных. И они тоже похожи на летящих птиц.
Я начал так: «Я бы хотел ответа
От этих двух, которых вместе вьет
И так легко уносит буря эта».
Эти двое чем-то отличаются, ведь они еще не потеряли друг друга, и буря по-другому влечет их за собой: им удается быть вместе.
И мне мой вождь: «Пусть ветер их пригнет
Поближе к нам; и пусть любовью молит
Их оклик твой; они прервут полет».
«Когда они будут пролетать мимо нас, — говорит Вергилий, — позови их! Позови во имя их любви».
Подумайте об этих словах: «…той любви, что их влечет»
[100]. Раньше Данте видел, что буря бросает души сверху вниз и снизу вверх, из одного края в другой, но эти двое движутся иначе. Кажется даже, что и в аду они движимы любовью, соединившей их на земле. «Позови их во имя этой любви и увидишь, что они приблизятся к тебе».
Увидев, что их ветер к нам неволит:
«О души скорби! — я воззвал. — Сюда!
И отзовитесь, если Тот позволит!»
«Вы двое, остановитесь, если вам дозволено. Мне нужно кое-что спросить у вас».
Данте понимает, что эти двое знают секрет, они смогут ответить на терзающий его вопрос, который пробуждает в нем жалость и к самому себе, и к другим. И дальше идет одно из самых красивых во всей поэме сравнений:
Как голуби на сладкий зов гнезда,
Поддержанные волею несущей,
Раскинув крылья, мчатся без труда,
Так и они, паря во мгле гнетущей,
Покинули Дидоны скорбный рой
На возглас мой, приветливо зовущий.
Мне хотелось бы отметить здесь один удивительный стилистический нюанс. Во времена Данте не было фотоаппаратов, не было представления о том, что такое фотографическое изображение. Однако Данте «фотографирует» долю секунды, когда два голубя, вдохновленные любовью, подлетают к своему гнезду: они уже почти коснулись его лапками, но крылья их еще раскрыты
[101]. Похоже на фотографию, не правда ли?
И на решительный зов Данте две души, как два голубя, стремящиеся к своему гнезду, отделились от вереницы, где мучилась и Дидона.
О ласковый и благостный живой,
Ты, посетивший в тьме неизреченной
Нас, обагривших кровью мир земной;
Когда бы нам был другом Царь Вселенной,
Мы бы молились, чтоб тебя Он спас,
Сочувственного к муке сокровенной.
[ «О благосклонный муж, идущий по аду, если бы Бог слышал нас (но Он не слышит, потому что мы осуждены на ад), мы молились бы о тебе, потому что ты сострадаешь нам, нашему греху, нашему наказанию».]
И если к нам беседа есть у вас,
Мы рады говорить и слушать сами,
Пока безмолвен вихрь, как здесь сейчас.
Интересно, что Франческа говорит «мы», в то время как звучит только ее голос (об этом уже было сказано ранее), она говорит от имени обоих: «Спрашивайте, мы охотно ответим на ваши вопросы, воспользуемся этим мгновением покоя от адской бури».
Я родилась над теми берегами,
Где волны, как усталого гонца,
Встречают По с попутными реками.
Для истории этих персонажей Данте использовал известный ему факт. Это произошло в Римини, когда ему было тринадцать или четырнадцать лет. Муж приревновал жену к своему брату. Достаточно банальный, по большому счету, сюжет, но он позволил Данте создать одну из самых прекрасных песней «Божественной комедии» с ее тремя широко известными терцинами, посвященными любви (они легли в основу многих народных песен; я слышал, что даже и песен, под которые сейчас танцуют на дискотеках…).
Интересно, что в этих трех терцинах Данте устами Франчески излагает юношеское понимание любви в свете своего опыта (когда участвовал в движении «Dolce stil novo»
[102]), чтобы показать в «Божественной комедии», что благодаря встрече с Беатриче (и после всего, что за этим последовало) он преодолел свое ошибочное представление о любви. Попробуем понять почему.
Любовь сжигает нежные сердца,
И он пленился телом несравнимым,
Погубленным так страшно в час конца
[103].
Любовь, любить велящая любимым,
Меня к нему так властно привлекла,
Что этот плен ты видишь нерушимым.
Любовь вдвоем на гибель нас вела;
Каи́не будет наших дней гаситель.
Такая речь из уст у них текла.
Эти прекрасные терцины начинаются со слова «любовь», раскрывают представление Франчески о любви.
Первая терцина: «Любовь сжигает нежные сердца». «Нежные сердца» — основополагающее понятие в поэзии «нового стиля». Оно означает особое благородство души, особую нравственность человека, отсутствие вульгарности и мелочности, это определенная культура и деликатность. Поэзия «нового стиля» утверждает, что если человек обладает такими качествами, он обязательно встретит любовь, испытает страсть любви. Более того, благородство, душевная утонченность являются обязательным условием для того, чтобы понять и по-настоящему испытать, что такое любовь. В этом определении вся суть «нового сладостного стиля».
Любовь «пленяет», то есть охватывает, стремительно и безвозвратно увлекает, до краев наполняет нежное сердце. Именно так влюбился Паоло: «И он пленился телом несравнимым», красотой, телом Франчески, которое было «погублено так страшно в час конца».
Франческа была убита, и это до сих пор ранит (она была убита внезапно, без исповеди, у нее не было возможности раскаяться в своем грехе; поэтому она осуждена на вечные муки).
Вторая терцина: «Любовь, любить велящая любимым». Вот главные, категоричные строки: любовь не позволяет тому, кто любим, не любить в ответ. Такой любви Данте не признает.
