Подлинный шаг свободы — признать свое зло; насколько он признает свое зло, проявляется в том, какую скорбь пробуждает в нем разрыв с самим собой, отрыв от Истины, от блага, ради которого он сотворен.
Не только силой горних кругов, властно
Велящих семени дать должный плод,
Чему расположенье звезд причастно,
Но милостью Божественных щедрот,
Чья дождевая туча так подъята,
Что до нее наш взор не досягнет,
Он в новой жизни был таков когда-то,
Что мог свои дары, с теченьем дней,
Осуществить невиданно богато.
Но тем дичей земля и тем вредней,
Когда в ней плевел сеять понемногу,
Чем больше силы почвенной у ней.
Начинают сыпаться удары. Беатриче говорит: «Этому человеку было оказано предпочтение. Ему посчастливилось не только родиться под благоприятным „расположением звезд“, то есть испытать на себе небесное влияние, наделяющее каждое творение особыми качествами в зависимости от комбинации созвездий (Данте родился в созвездии Близнецов, которое почиталось счастливым, благоприятным), но и получить изобилие Божественной благодати („милостью Божественных щедрот, / Чья дождевая туча так подъята, / Что до нее наш взор не досягнет“), излившейся на него дождем. Звезды были к нему благосклонны, Божественная благодать осияла его, и можно было бы ожидать, что он „осуществит невиданно богато“ свои дары, с избытком проявит обилие благодати, которое получил».
«Но чем плодороднее почва, тем она сильнее, — продолжает Беатриче, — тем скорее она взращивает дурное семя; семя, не получающее надлежащего ухода, становится диким». Это значит, что чем больше у человека возможностей, силы, дарований и чем хуже он употребляет их, тем больше зла от него исходит. Так произошло с Данте: получив множество даров, дарований от Бога и звезд, он дурно ими воспользовался.
Была пора, он находил подмогу
В моем лице; я взором молодым
Вела его на верную дорогу.
Но чуть я, между первым и вторым
Из возрастов, от жизни отлетела, —
Меня покинув, он ушел к другим.
Какое-то время Беатриче поддерживала его своим присутствием, «я взором молодым / Вела его на верную дорогу», составляла ему компанию, вела за собой, по верному пути, чтобы он не потерялся. Достигнув порога второго возраста (то есть 25 лет), она «от жизни отлетела», умерла
[208]. В заупокойной службе говорится: «vita mutatur, non tollitur», жизнь меняется, а не отнимается. Тогда «меня покинув, он ушел к другим». Он оторвался от ее любви и предался другим любовям.
Беатриче упрекает Данте именно в предательстве: неспособный остаться верным единственно истинной любви, которая призывала его к себе, он отдался другой.
Здесь исследователи Данте, естественно, приходят в недоумение: что это за «другие»? Есть вероятность, что речь идет о любви к другим женщинам, страсти в плотском смысле. Есть и мнение, что имеется в виду та самая «благородная дама», появляющаяся во многих трудах Данте, которая смотрит на него с состраданием и очаровывает его своим благородством духа. Существует, что тоже важно, и версия предательства как ухода в философскую, мыслительную деятельность: Данте, раненный смертью возлюбленной, стал искать ответа в философствовании, интеллектуальных размышлениях. Мы не ставим целью выяснить, какая из этих версий верна, как именно Данте предавал свою любовь. Погнался ли он за другой женщиной, или его привлекло благородство чьей-то души, или он погрузился в интеллектуальное созерцание (а ведь может быть, и все вместе, одно не исключает другого) — суть не меняется: он не поверил, что его путь лежит через то, что он уже предощутил, и стал искать иного.
Когда я к духу вознеслась от тела
И силой возросла и красотой,
Его душа к любимой охладела.
Он устремил шаги дурной стезей,
К обманным благам, ложным изначала,
Чьи обещанья — лишь посул пустой.
[ «Когда я перешла от жизни плоти в жизнь духа, — продолжает Беатриче свое обвинение, — я расцвела красотой и добродетелью (всеми благами, которыми наделила меня связь с Иисусом). Но он уже не смотрел на меня, „его душа к любимой охладела“, он направил взгляд в другую сторону, „устремил шаги дурной стезей“; он отвернулся от меня, отвратился, развратился (эти глаголы подразумевают „свернуть с истинного пути, отвести взгляд от истинного предмета“). Он направил стопы ко злу, следуя лживым образчикам блага, которые никогда не исполняют своих заманчивых обещаний, ибо не в силах исполнить их. Я умерла, чтобы он мог заметить, что меня ему было недостаточно, что его сердце, привлеченное мной, на деле было привлечено чем-то иным, гораздо большим, чем я. Я умерла, чтобы он понял, что я — знак присутствия Бога, единственного, Кто в состоянии наполнить его сердце, исполнить его ожидание, ответить на его нужду. Но он не смог выстоять перед лицом случившегося и предпочел последовать за ложными представлениями».]
Напрасно я во снах к нему взывала
И наяву, чтоб с ложного следа
Вернуть его: он не скорбел нимало.
[Не помогло даже то, что я умолила Бога послать ему знаки, предвестия! Как часто «во снах и наяву», видениями и иными способами — в мыслях, в памяти — я обращалась к нему, сколько знаков я посылала, чтобы вернуть его! Как часто все мы чувствуем, предчувствуем добро, понимаем, что надо бы пойти другим путем… Но «он не скорбел нимало»: ему не было до этого никакого дела!]
Так глубока была его беда,
Что дать ему спасенье можно было
Лишь зрелищем погибших навсегда.
[Он пал так низко, что никакие внушения — ни призыв, ни проповедь — не помогли бы направить его на верный путь. Единственное, чем я могла помочь, — это показать ему «погибших», провести его в подземный мир, то есть показать ему жизнь такой, какова она в действительности.]
И я ворота мертвых посетила,
Прося, в тоске, чтобы ему помог
Тот, чья рука его сюда взводила.
«И я ворота мертвых посетила». Она сошла в ад, отправилась к Вергилию и с плачем обратилась к нему: «Смилуйся, выйди ему навстречу, приведи его ко мне! Приведи!»
Какая любовь! Какое прощение! Эта женщина, вместо того чтобы кричать ему: «Проклятый, бесстыдник, предатель!» (как поступил бы любой из нас), спускается за своим возлюбленным до самого ада! Откуда берется такая любовь, что готова спуститься в ад, чтобы вернуть того, кто заблудился?
То было бы нарушить Божий рок —
Пройти сквозь Лету и вкусить губами
Такую снедь, не заплатив оброк
Раскаянья, обильного слезами.
[Было бы несправедливо перед Богом (а потому не составило бы пользы для блага Данте) позволить ему испить из реки, заставляющей забыть совершенное зло, не позволив перед этим испытать боль, которую он должен испытать. Если он не почувствует сокрушения о содеянном, то нет смысла и пить эту воду. Только пройдя через боль и скорбь, он сделается «чист и достоин посетить светила».]
