Она, умея вздохом сострадать,
Ко мне склонила взор неизреченный,
Как на дитя в бреду взирает мать…
[Она обернулась, посмотрела на меня, как мать смотрит на ребенка, бредящего в жару, вздохнула, сострадая, испытывая бесконечную жалость к человеку, который понять и вместить не может, и начала объяснять.]
Какая нежность между Данте и Беатриче! Нежность мамы к ребенку! Но еще удивительнее то, что Данте на самом деле на протяжении всей кантики ощущает себя ребенком на руках у матери, ребенком, который смотрит, дивится и учится новому, который хочет научиться любить и понимать, защищенный бесконечным доверием к матери.
И начала: Все в мире неизменный
Связует строй; своим обличьем он
Подобье Бога придает Вселенной.
[Все в мире упорядочено, и у всего есть свое место. Вселенная — не хаос, как иногда кажется людям, поскольку их опыт — разделение и беспорядок. А в мире все «связует строй», важно только его соблюдать.]
Что такое вера? Ради чего пришел Христос? Чтобы позволить нам заново обрести порядок вещей в мире, их истинный вес, чтобы каждая вещь обрела свое место и значение, и единица была бы единицей, а сотня — сотней. В отличие от мира людей, где все меры перепутаны, и это порождает тревогу и боль, и от этого беспорядка люди чувствуют себя потерянными к ранеными. Все в мире упорядочено, именно этот порядок «подобье Бога придает Вселенной», отражает совершенство Божественной природы.
Для высших тварей в нем отображен
След вечной Силы, крайней той вершины,
Которой служит сказанный закон.
[В этом «высшие твари» — ангелы и люди, то есть те, кто обладает разумом, могут узреть бесконечную мудрость Бога, ибо Он — цель всякого «сказанного закона», то есть того самого порядка, который я тебе изъясняла: порядка вещей, согласно которому все они достигнут своей цели.]
И этот строй объемлет, всеединый,
Все естества, что по своим судьбам —
Вблизи или вдали от их причины.
Они плывут к различным берегам
Великим морем бытия, стремимы
Своим позывом, что ведет их сам.
[В этом порядке Вселенной, продолжает Беатриче, всякая вещь находится на своем месте, и каждая «стремима своим позывом», у каждой есть призвание: у камня, у травы, у падающего с дерева листочка. Всякая растительная природа, минералы, живые существа, люди, ангелы — все имеет в себе начало, «позыв», который ведет их «к различным берегам» одного пункта назначения, все они устремлены к Богу. Вселенная — как огромное море, и каждая вещь в ней должна найти свой порт, для каждой уготован причал. И этим порядком движимо все.]
Он пламя мчит к луне, неудержимый;
Он в смертном сердце возбуждает кровь;
Он землю вяжет в ком неразделимый.
[Таков этот зов, он заставляет пламя тянуться вверх, «он в смертном сердце возбуждает кровь», он двигает чувствительные души людей и животных. Именно это стремление, этот закон жизни «землю вяжет в ком неразделимый», это — сила всемирного тяготения, именно поэтому тела стремятся к ядру Земли и удерживаются там земным притяжением.]
В природе сути вещей играет свою роль всякий камушек и всякая травинка, ибо у каждой вещи есть свое предназначение, к исполнению которого она стремится.
Лук этот вечно мечет, вновь и вновь,
Не только неразумные творенья,
Но те, в ком есть и разум и любовь.
[Лук этот — Бог, и он мечет свои стрелы, то есть устремляет их в мир, к счастливому исполнению своего предназначения. Так он поступает не только c камнями, деревьями, водой, с «неразумными твореньями», но тем паче с теми, «в ком есть и разум и любовь», то есть с людьми и ангелами.]
Свет устроительного Провиденья
Покоит твердь, объемлющую ту,
Что всех поспешней быстротой вращенья.
Туда, в завещанную высоту,
Нас эта сила тетивы помчала,
Лишь радостную ведая мету.
[Божественное Провидение, благой замысел Божий «устраивает», то есть упорядочивает, мир; как женщины, устраивающие в доме порядок и уют, оно «покоит твердь, объемлющую ту, / Что всех поспешней быстротой вращенья», то есть поддерживает мир и покой в Эмпирее, месте пребывания Бога, стремительное движение которого передается девятой небесной сфере. И именно туда «в завещанную высоту» нас несет, как стрелы, выпущенные из лука, к исполнению, в «радостной мете», для которой мы и были рождены, были сотворены. Все было сотворено для счастья.]
И все ж, как образ отвечает мало
Подчас тому, что мастер ждал найти,
Затем что вещество на отклик вяло, —
Так точно тварь от этого пути
Порой отходит, властью обладая,
Хоть дан толчок, стремленье отвести…
[Человек, безусловно, свободен. Он запущен, как стрела из лука, по направлению к счастью, но он обладает свободой, таинственной способностью изменять направление своего движения. Иногда бывает так, что материал глух к замыслу художника и не может обрести желанную форму, не отвечает его намерениям. Свобода — это таинственная способность человека сойти с пути, предуготовленного Богом, развернуть свою дорогу.]
И как огонь, из тучи упадая,
Стремится вниз, так может первый взлет
Пригнуть обратно суета земная.
[Как движение молнии сверху вниз противоположно природе стремления огня снизу вверх, «так может первый взлет / Пригнуть обратно суета земная», то есть человек может под бременем удовольствий устремить свой путь вниз.]
Дивись не больше, — это взяв в расчет, —
Тому, что всходишь, чем стремнине водной,
Когда она с вершины вниз течет.
То было б диво, если бы, свободный
От всех помех, ты оставался там,
Как сникший к почве пламень благородный.
[Не стоит удивляться тому, что ты восходишь, это все равно что удивляться течению реки с горы высокой вниз. Как природа реки устремляет ее вниз, так твоя природа жаждет Бога, жаждет блага и счастья. Удивляться следовало бы обратному: если бы ты, не имея к тому препятствий, не восходил бы, а сидел без всякого дела на земле, как огонь, не стремящийся вверх, а умирающий, «сникший к почве», это было бы противоестественно.
Невероятно было бы увидеть, что ты не устремляешься вверх, ведь это — твоя природа, в этом — ты; будь верен себе и своей природе, и путь твой непременно пойдет вверх, к Богу. Стоять на месте, застыть и не двигаться — против нашего естества. Поэтому чему тут удивляться — пройдя сквозь чистилище, ты наконец обрел самого себя, ты живешь на высоте своего призвания, «чист и достоин посетить светила»
[219].]
