Одна из главных причин, по которой судебный вариант преследования редко использовался в политической полиции в отношении общественных деятелей, описана вице-директором Департамента полиции Г.К. Семякиным в 1899 г. в справке о враче А.Л. Караваеве: «По всем сведениям, которые были в виду Департамента за последние 8–10 лет имя врача Караваева всегда связывалось с разными неблагонадежными лицами, имевшими отношение к рабочей пропаганде… Если бы против Караваева были осязательные факты, то его давно бы привлекли к дознанию, но он держится на почве легального противодействия и действует вполне согласно той программе, которая рекомендуется теперь либералам для борьбы с правительством»
942. Схожая ситуация зафиксирована в справке о Ф.И. Родичеве, составленной в Департаменте полиции в 1901 г., – в справке постоянным мотивом была фраза: «по этому поводу (укрывательство террористов в 1879 г., хранение и распространение запрещенных книг в 1892 г., участие в составлении тверского адреса императору в 1894 г., написание рукописи с осуждением политики императора в 1896 г. – Л.У.) против Родичева никаких мер принято не было»
943.
В период директорства А.А. Лопухина на дознания стали выноситься дела, которые до этого обычно рассматривались Особым совещанием. Например, было проведено и прекращено дознание о В.А. Маклакове за произнесение им речи «противоправительственного содержания» в московском художественном кружке в 1903 г.
944 Это был не единственный случай, когда Лопухин настаивал на дознании, которые в дальнейшем прекращались «за отсутствием состава преступления». В итоге объявленная Лопухиным борьба за законность приводила к росту недовольства властью со стороны общественных деятелей, которые привлечение к дознанию само по себе, независимо от его исхода, рассматривали как неоправданную «репрессию».
Один из немногих случаев, когда формальное дознание об «общественных деятелях» было доведено до суда, который вынес обвинительный приговор, – это осуждение Е. Аничкова и А. Борман, перевозивших из-за границы «под платьем» запрещенный в Российской империи журнал «Освобождение»
945. Стоит отметить, что наказание, наложенное судом, в отношении Аничкова по «милости» императора было сильно облегчено, а в отношении Борман не применялось вовсе
946.
Другую причину, по которой судебный вариант преследования общественных деятелей был мало востребован в политическом сыске, можно продемонстрировать на следующих примерах. Скажем, В.Я. Богучарский и И.П. Белоконский, сосланные в Сибирь в 1880-е гг. по суду за откровенно революционную деятельность (Богучарский на рубеже 1870–1880-х гг. был в том числе связан с народовольцами)
947, печатались и во время нахождения в тюрьме, и в самой ссылке в различных органах периодической печати, в том числе столичных. Говоря другими словами, судебное наказание автоматически не лишало инструментов доступа в публичное пространство.
Зато именно на такие лишения были нацелены административные методы. Последние стоит разделить на индивидуальные (против отдельных людей) и институциональные (против тех или иных общественных институтов).
Гласный надзор – мера, встречающаяся чаще других в отношении общественных деятелей. Перечислю лишь некоторых, состоявших под гласным надзором (преимущественно за участие в тайных революционных организациях, а также за издание, хранение, распространение запрещенных, подпольных сочинений): Н.Ф. Анненский (1881–1883)
948, В.А. Гольцев (1885–1888)
949, А.А. Никонов (1887–1890)
950, П.Н. Тютрюмов (1887–1889)
951, Г.А. Фальборк (с 1888)
952, В.В. Водовозов (1888– 1893)
953, И.П. Белоконский (начало 1890-х)
954, В.А. Маклаков (1894–1896)
955, В.Я. Муринов (1895– 1897)
956 и др.
В конце весны 1901 г. Особое совещание рассматривало доклад Департамента полиции о 62 лицах «радикально-оппозиционной группы» (ее определение, сформулированное в самом Департаменте, по сути самого сконструировавшего отдельных деятелей в общность с таким названием, давалось в предыдущих главах). Доклад опирался в том числе на обыски, проведенные одновременно у членов группы в ночь с 17 на 18 апреля 1901 г., итоговое решение состояло в «высылке из Санкт-Петербурга, с воспрещением жительства в столицах, столичных губерниях, университетских городах и фабричных местностях, сроком от 2 до 3 лет, соответственно степени виновности каждого, с подчинением одних гласному, других негласному надзору полиции»
957. Среди членов «радикально-оппозиционной группы», которых коснулось это постановление Особого совещания, были такие известные личности, как Н.Ф. Анненский, К.Д. Бальмонт, В.Л. Глинка, М.Ю. Гольдштейн, М.С. Ермолаев, В. Ионов, А.М. Калмыкова, В.Ф. Караваев, А.А. Корнилов, В.П. Кранихельд, Н.Г. Кулябко-Корецкий, П.Ф. Лесгафт, В.В. Лесевич, П.П. Маслов, В.Я. Муринов, А. Муринова, А.А. Никонов, Л.Ф. Пантелеев, А.В. Пешехонов, В.А. Поссе, Ф.И. Родичев, Н.А. Рубакин, В.В. Святловский, П.Б. Струве, В.Ф. Тотомианц, М.И. Туган-Барановский, Г.А. Фальборк, М.М. Филиппов, В.И. Чарнолуский, А.И. Яроцкий и др. Одновременно Особым совещанием было принято решение о закрытии марксистского журнала «Жизнь» и Союза писателей
958.
