Я уже подумала, что ждать столика мы будем не меньше часа, но тут к Эрику приблизился метрдотель.
– Мистер Мастерсон? Извольте следовать за мной с юной леди, сэр.
И он повел нас, лавируя в толпе с грациозностью тропической рыбы, плывущей по аквариуму. Я же, скорее, напоминала форель, движущуюся против течения, то и дело натыкаясь на людей, чуть не проливавших свои напитки.
Мы поднялись по лестнице на второй этаж, где перед входом в зал высился стеклянный русский медведь, похожий на гигантскую ледяную скульптуру. Я никогда еще не была в таком нарядном ресторане: витражный потолок, золотое дерево, растущее из красного ковра, увешанное цветными стеклянными шарами, декоративные зеркала вдоль стен, над красными скамьями, перемежаемыми золотыми самоварами. Люди кучковались в центре комнаты, как на коктейльной вечеринке.
Пока метрдотель вел нас к столику, Эрик то и дело останавливался, пожимая руки и целуя женщин в щеки.
– Вы очень популярны, – сказала я.
– До офиса рукой подать. Многие ребята Хёрста заходят сюда после работы, – пояснил он прозаично, когда мы уселись на одну из скамей.
Я оглядела помещение, отмечая прекрасно одетых женщин, то, как элегантно они держат сигареты и бокалы с коктейлями, какие стильные ридикюли болтаются у них на запястье или засунуты под руку. Я была так захвачена всем этим, что не заметила, как Эрик заказал мне мартини с водкой. Я не любительница спиртного, но смотрела, как завороженная на возникший передо мной большущий, под стать городу, красивый бокал с блестящими кубиками льда и двумя оливками на шпажках.
– За вас, – сказал он. – Добро пожаловать на борт.
– Поднять якорь!
Я так сильно чокнулась бокалом, что там все смешалось. Моя реплика в таком оформлении прозвучала невпопад, словно шляпа, которую не добросили до вешалки. Я пыталась держаться так, словно для меня было в порядке вещей бывать в таких ресторанах с мужчиной, который, вероятно, возглавлял команду гребцов в Гарварде или Йеле. Не приходилось сомневаться, что у него годичный абонемент на бейсбол и летний фамильный дом в Хэмптонсе.
– Ну, что скажете о «Чайной»? – спросил он, ставя бокал.
– Ничего так, – я напустила на себя вид светской львицы. – Но, честно говоря, в подметки не годится обжорке на 74-й и Третьей авеню.
Он свободно рассмеялся, впервые за все время. Мне приоткрылась другая его сторона, более непринужденная, но он быстро взял себя в руки.
– И как дела на новой работе?
– Дела – отлично, – сказала я. – Лучше некуда.
– Правда? – он склонил голову, так что прядь волос свесилась на лоб. – Значит, вам нравится работать на новую начальницу?
– Я тут пока недолго, но – да, – сказала я. – Она замечательная. И, к тому же, она ведь не просто начальница.
Он загадочно улыбнулся и убрал на место непослушную прядь.
Подошел официант, принять наш заказ, но Эрик отослал его. Я еще не заглядывала в меню, а когда заглянула, на меня нашла оторопь; там было карпаччо из говяжьей вырезки с винегретом, уйма видов икры, перепел, дикий кабан, омар, варенный в масле.
– Вам нравится семга? – спросил Эрик, почуяв мою растерянность.
– Да, нравится.
– Ну, отлично, – он закрыл свое меню и кивнул официанту. – Мы возьмем две кулебяки с семгой.
Эрик ненадолго отлучился, и я смотрела, как он идет по залу, то и дело с кем-нибудь здороваясь и прикладываясь к щекам женщин. Я ощутила укол – не то чтобы ревности – соперничества. Разумеется, не за внимание Эрика. Дело было исключительно в моей самооценке. Я сознавала свою привлекательность. Мне говорили, что я похожа на маму, и я отмечала наше сходство, разглядывая ее старые фотографии. У меня были ее синие глаза и темные волосы, такой же подбородок сердечком, высокие скулы и хорошая, чистая кожа. Но даже с мамиными генами я была далеко не столь изысканна и ухожена, как женщины в этом зале. Я спрашивала себя: что я здесь делаю – да к тому же пятничным вечером – с Эриком Мастерсоном.
Последний раз меня приглашал на ужин Майкл. Это был мой двадцатый день рождения, и он повел меня в итальянскую закусочную. Мы стояли в очереди с тарелками в руках перед металлическими емкостями со спагетти и тефтелями, курицей в золотистой подливе и баклажанами пармиджано. Пока я под пение официантов задувала свечку на торте-мороженом и загадывала желание, я и понятия не имела, что это был последний раз, когда мы с Майклом сидели за одним столом. Месяц спустя он набрался храбрости сказать, что не хочет на мне жениться.
Нам принесли кулебяки с семгой – это оказался слоеный пирог на горячем блюде – и мы стали молча есть. Каждый раз, как Эрик отправлял кусок в рот, я слышала, как его зубы задевают вилку. Весьма нетипично для представителя высшего общества. Это чуть заземлило его в моих глазах, и мне стало как-то легче.
Семга была восхитительна, и я еще не доела, когда Эрик отодвинул свое блюдо и подался в мою сторону. Он поставил локти на стол, переплел пальцы с безупречным маникюром и сказал:
– Могу я быть с вами предельно откровенным?
– Звучит жутковато. Уж не хотите ли вы сказать, что вам не нравится, как уложены мои волосы?
– Вообще-то, нет, – он взглянул на меня со значением. – Ваши волосы мне нравятся. Даже очень.
– Ну, тогда давайте, – сказала я, ухмыльнувшись, – сразите меня своей предельной откровенностью.
Он придвинулся еще ближе, чуть не касаясь локтем моей руки.
– Что ж, я уверен, вы все это уже слышали, – сказал он, – но в незапамятные времена «Космополитен» был одним из самых уважаемых журналов. Это был любимый проект Уильяма Рэндольфа Хёрста. Если хотите, его детище. Пока кому-то не пришла в голову блестящая идея – превратить его в журнал для пригородных домохозяек. Так началось его падение. И с тех пор он падает все ниже. И, если «Космополитен» должен умереть, не следует ли проводить его в последний путь с достоинством?
– О чем вы говорите? – я отпила мартини. – Вы даете журналу новый старт, обновляете его. За этим вы и наняли миссис Браун, – пока я говорила это, брови Эрика все дальше лезли на лоб. – Разве не так?
– Слушайте, не секрет, что «Космополитен» на последнем издыхании. Все это понимают. Тираж упал ниже восьмисот тысяч, и мистер Берлин с советом директоров был готов совсем закрыть его. Наверно, мне не следует говорить вам этого, но, – он метнул взгляд по сторонам, намекая на конфиденциальность, – мы намеренно почти не стараемся увеличить число подписчиков. Мы почти не давали рекламы. Даже урезали персонал. «Космополитен» работает в аварийном режиме.
– Так, значит, вы хотели, чтобы журнал закрылся?
Он улыбнулся, словно радуясь, что я решила загадку.
– Таков был план.
– Но почему?
– Очень практичное деловое решение. Журнал перестал приносить доход и стал тянуть средства из всей «Корпорации Хёрста», так что совет директоров принял решение отказаться от него; но, как я уже сказал, – он поднял палец, – мы хотели проводить его в последний путь достойно.
