– Не припомню, когда я последний раз снимал для себя, – сказал он с улыбкой. – Что-то личное.
Он взглянул в дальний конец зала, где Дафна прижимала к уху трубку, прислонясь к стене, и кивала, а пальцы ее ощупывали наборный диск.
– А ты как к этому пришел? – спросила я. – Как начал заниматься фотографией?
– Даже не думаю, что это был кто-то или что-то конкретное, – сказал он. – Наверно, в основном, от скуки или одиночества. В детстве я мало с кем общался. Такой недотепа, почти все время был один. Как-то не по себе было с другими людьми. Мне больше нравилось смотреть на них, чем общаться, – он хохотнул. – Помню, у папы была камера. Старая «Яшика». Однажды я нашел ее в недрах шкафа. Сам освоил, и как только врубился, я словно обрел лучшего друга. Словно она заполнила всю пустоту. Мне больше не было так одиноко. Наверно, я говорю странные вещи?
– Нет. Правда, вовсе нет.
Он посмотрел на меня с любопытством и достал сигарету.
– Давай дальше, – сказал он.
Мне не хотелось говорить о смерти мамы, так что я умолчала об этом.
– Когда я подросла, кое-что случилось, и я поняла, как все вокруг непостоянно и скоротечно. И как раз мамин фотоаппарат, которым я стала снимать, стал моим способом ловить мгновения. Сохранять людей и вещи, не давая им ускользнуть из памяти.
Я хотела сказать больше, но вернулась Дафна.
– Ужас, как не хочется, – сказала она. – Гэри просит, чтобы я приехала, посмотреть сценарий. Надо сейчас ехать к нему, – она повернулась ко мне. – Приятно было познакомиться.
– Тогда увидимся дома? – сказал он.
Дома. Они живут вместе.
– Дафна хочет быть актрисой, – объяснил он, когда она ушла.
– Надо же.
– Гэри – ее агент. Не слишком одаренный. Молодой, только начинает, но пытается устроить ей какие-нибудь пробы, – он кивнул и достал сигарету. – Думаю, ее ждет масса работы от «Агентства Форда». У нее хорошая внешность, заметила? Свежая. Нетипичная, – он закурил и положил сигарету на пепельницу, так что от нее потянулась лента дыма. – Дафна такая, – он поднял руку, словно ища нужное слово, – такая естественная перед камерой.
– Давно вы вместе? – спросила я.
– Два года. С перерывами – три. А хотя нет, пока только два. Мы познакомились сразу, как она приехала в город. Из Монреаля. Я без ума от девушки, говорящей по-французски.
Он улыбнулся, и я уверилась, что вижу влюбленного человека. Это чувствовалось по тому, как он говорил о ней, как смотрел на нее, когда она говорила по телефону. Он никогда не обидит ее, никогда не бросит. Он был предан ей. И это очаровало меня. В них было что-то особенное. Они казались идеальной парой. Это вернуло мне веру в то, что такие отношения действительно существуют.
Когда Дафна ушла, мы с Кристофером продолжили говорить о фотографии, и я рассказала ему, какое вдохновение испытала, приехав в Нью-Йорк.
– У меня просто глаза разбегаются.
– Это да, – сказал он. – Кажется, слишком много всего. Столько материала. Но штука в том, что мы оба можем смотреть на что-то, но в итоге сделать две совершенно разные фотографии, потому что твой глаз заметит одно, а мой – что-то другое. Мы, фотографы, не создаем ничего из воздуха, как писатели, или музыканты, или художники. Мы делаем искусство из того, что уже есть. Мы, можно сказать, крадем из того, что уже существует, и через это выражаем себя. Так что, по большому счету, все, что тебе нужно, это понять, что ты хочешь сказать, и заточиться на это. Выбрать нужный объектив, обрезать лишнее…
Мы проговорили еще где-то полчаса: о композиции, негативном пространстве и способах манипуляции с изображением. Я ни с кем еще не говорила на такие темы. Это был язык фотографии, и мне все было мало.
– Так как бы ты назвала свой стиль? – спросил он.
– Я? Мой? – никто еще не задавал мне подобного вопроса, никто не видел во мне фотографа; я испытала приятное и непривычное чувство. – Ой, даже не знаю. В последнее время я, вроде, снимаю всякие странные вещи, вроде уличных торговцев и случайных людей в подземке. Горы мусора.
– Это здорово. Значит, развиваешь глаз. Тебе надо периодически показывать мне свою работу.
Я покачала головой.
– Она недостаточно хороша, чтобы ее показывать.
– Тебе нужно переступить через это. Знаешь, критика может быть на пользу.
– Я просто не совсем еще готова.
– Окей, ладно. Пока сниму тебя с крючка. На время.
Мы еще поговорили, допивая кофе, и вышли из кафе. Я поблагодарила Кристофера, что разрешил мне побыть у него на подхвате.
– В другой раз приноси свой фотоаппарат, – сказал он.
– Другой раз?
– Ну да, будет прикольно. Позвони мне. Просто пошатаемся где-нибудь, поснимаем. Покажу тебе пару приемчиков.
Мы попрощались, и, когда он скрылся за углом, я почувствовала себя невесомой. Кристофер Мак стал моим наставником. Мне хотелось прибежать домой, схватить фотоаппарат и выбежать снимать, но у меня кончилась пленка, и нужно было ждать до зарплаты.
Так что я стояла на тротуаре, и меня распирала нерастраченная энергия. Я не представляла, чем еще занять остаток дня. И вот тогда я подумала про Эрика. Я почти не видела моего донжуана на той неделе, и он не звонил. Я не знала, позовет ли он меня еще раз, но, побывав в компании этой идеальной парочки, я снова вспомнила страстные поцелуи Эрика, и мне опять захотелось увидеться с ним.
Глава двенадцатая
Хелен только вернулась с совещания за завтраком и попросила меня сходить с ней к стене. Она имела в виду заднюю стену художественного отдела, к которой крепили кнопками графический план. Теперь мы уже доподлинно знали, что представляет собой графический план: редакционный монтаж рекламных полос, наглядно показывающий, что где размещается. Перед нами раскинулся план июльского номера, страница за страницей, разворот за разворотом, с условными обозначениями П. С., или Передней секции, и З. С., или Задней Секции. Между которыми располагался ряд страниц, как пустых, так и размеченных под «Рек. Пирекс», «Рек. Мистер Клин», «Рек. Гербер Купон», две страницы на книжные обзоры и полторы – на кино-обзоры.
Графический план менялся день ото дня. Хелен, к примеру, резервировала три страницы под статью на тему «Как сделать свою спальню сексуальней», а кто-нибудь из «Хёрста» вычеркивал ее. Тем утром я заметила, что добавилось несколько новых страниц. Три страницы были отведены под статью, озаглавленную «Ты тоже можешь быть ведьмой», одна страница – под материал «Помада говорит», и еще четыре разворота – под «Али-Хана, Величайшего Любовника в Мире».
Хелен осматривала страницу за страницей, а я ее сопровождала. Она зачеркнула вопросительный знак, поставленный кем-то рядом с заголовком про Али-Хана. На обложке не было ничего, кроме больших букв «НБ», то есть «на будущее». Внутри первой страницы обложки значилось: «Рек. Система Белл». На всю полосу.
