За сутки до того, как должен был заработать печатный станок, Хелен поручила мне показать готовый макет Берлину. Меньше, чем через час, когда я была в кабинет Хелен, просматривая с ней статьи на август, к нам нагрянули четверо всадников Хёрста: Берлин, Димс, Дюпюи и Эрик – они держали в руках верстку и весь их вид говорил: остановите печать.
– У нас тут серьезная проблема, – сказал Берлин.
– Опять? – Хелен, сидевшая в своем кукольном креслице, встряхнула головой с томным видом.
– Это печатать нельзя, – он шлепнул страницы на стол.
– И почему же? Что не устраивает вас на этот раз?
Хелен встала из-за стола, уперла кулаки в свои узкие бедра и стала притопывать ногой. За последние несколько недель у нее прибавилось дерзости. Она словно бы усвоила отношение «мне терять нечего» и решила, что, если уж ей суждено угробить журнал и всех нас заодно, она может сделать это с помпой.
– Нельзя печатать на обложке такую строчку, – Берлин ткнул пальцем в заголовок «Новая таблетка, повышающая сексуальную отзывчивость женщины». – Серьезно, ты сделала это просто, чтобы позлить меня?
– Хочешь верь, хочешь – нет, Ричард, но я о тебе не думала. Ни разу. Я думала о моих девушках. Мы заключили соглашение, – напомнила она ему, затем вставила сигарету в мундштук и закурила. – Ты собирался отойти в сторону и доверить мне издание журнала.
– Это было до того, как ты решила выкинуть что-то подобное.
– Ты хочешь, чтобы журнал продавался или не хочешь? – и, едва договорив это, она саркастически рассмеялась. – Ах да, конечно же, не хочешь. Ты хочешь, чтобы я с треском провалилась и ты бы выпихнул меня. Но имей в виду, я никуда не собираюсь. Эта строчка поможет продать журнал.
Как ни странно, Димс, Дюпюи и Эрик не вмешивались и молча смотрели, чем закончится схватка между Берлином и Хелен. Она держалась точно фехтовальщица, изящно нанося удар за ударом, и через двадцать минут Берлин был повержен.
Он поднял руку из последних сил и сказал:
– Это не просьба, Хелен. Я сказал, что эту строчку на обложке лучше заменить прежде, чем печатать номер. Часы тикают, и я настаиваю, чтобы завтра утром – если не раньше – мне первым делом представили новую строчку.
Он развернулся и вышел, а за ним – его всадники.
Я ожидала, что Хелен ударится в слезы, но она не стала раскисать. Она подошла к своему столу и позвонила по прямой линии Дэвиду. Через десять минут она вышла из кабинета с темными очками на голове и сказала мне:
– Если меня будут спрашивать, мы с Дэвидом уехали на полдничек.
Я подумала о том, чтобы напомнить ей насчет встречи, запланированной на час дня, но решила, что полдничек ей сейчас нужнее, чем встреча с очередным фотографом.
Примерно через полтора часа мне позвонила регистраторша.
– Элис? – пискнул ее голос через интерком. – К миссис Браун пришел мистер Скавулло. Что мне ему сказать?
Наученная опытом, я ни словом не обмолвилась про полдничек, а спустилась в холл и встретила гостя. Я впервые видела Франческо Скавулло. Он был так же хорош собой, как и его фотографии для обложек «Вог», «Семнадцать» и «Город и село». Настоящий щеголь, вплоть до заломленной набок «федоры», затенявшей его левый глаз. Его отличал сильный загар и почти черные волосы, а зубы – идеально ровные и абсолютно белые – казались искусственными.
Я представилась ему как секретарша миссис Браун и сказала:
– Я ужасно сожалею, но возникло одно дело. Боюсь, миссис Браун пришлось уйти. Я бы позвонила и перенесла встречу, но это только что случилось.
– А, – он сверкнул лукавой улыбкой и поднял палец со значением. – Может, переносить ничего не понадобится.
– Прошу прощения?
– Птичка на хвосте принесла, что августовский номер может и не выйти.
Очевидно, до него дошли слухи, и мне безумно захотелось найти Хелен, обхватить ее хрупкую фигурку и защитить от злопыхателей.
– Да ладно, – сказала я и хохотнула, почти как Хелен, – вы же не из тех, кто слушает глупые сплетни?
Я улыбнулась классической улыбкой Хелен и даже хмыкнула, словно нарочно подражая ей, но ничего подобного у меня и в мыслях не было. Само получилось.
Он улыбнулся, достал из нагрудного кармана сигарету и постучал фильтром о стойку регистрации прежде, чем закурить.
– Я вижу, вы всецело на ее стороне.
– А что в этом такого? – сказала я уже своим нормальным голосом. – Миссис Браун отличная начальница.
Едва я это сказала, как с улицы стремительно вошла Хелен.
– О, Элис, – сказала она, сияя улыбкой, – мой муж – блестящий ум. Абсолютно блестящий. Сделай одолжение, киса, напечатай это и сразу отнеси мистеру Берлину.
Она отдала мне бумажку и заметила стоявшего в стороне Франческо Скавулло.
– А, Фрэнк, – она коснулась его руки и приложилась к обеим щекам. – Извини, что заставила ждать.
– Не нужно извиняться. Я просто болтал с твоей прелестной секретаршей. Обращайся с ней как следует, – он указал на меня сигаретой, – а не то я ее украду.
– Только попробуй – я за нее готова убить, – она улыбнулась. – Ну, идем, – и она повела его к себе в кабинет. – Входи в мой салон.
Я взглянула на бумажку, которую она дала мне, и увидела новый заголовок. Точнее, прежний заголовок с минимальной доработкой. Слово «сексуальную» было зачеркнуто, и получалось: «Новая таблетка повышает отзывчивость женщины».
Я напечатала эту строчку и отнесла мистеру Берлину. Его секретарша проводила меня к нему в кабинет, который был просторней моей квартирки и имел потрясающий вид на Манхэттен.
– Присядьте, – вот и все, чего я удостоилась.
Я присела в одно из ушастых кресел перед его столом и положила руки на подлокотники. Ожидая вердикта, я почувствовала себя Алисой в стране чудес – таким огромным было кресло.
Он вчитался в строчку. Выражение его лица не изменилось, не считая бровей: нахмурились и расслабились, нахмурились и расслабились. Я не знала, чего ожидать, и трепетала при мысли, что принесу Хелен плохую новость.
Берлин взял стильную перьевую ручку, торчавшую из письменного прибора у него на столе, и нацарапал что-то на моем листе. Подняв трубку с хмурым видом, он сказал секретарше соединить его с Хелен. Если Франческо еще у нее, ей придется прервать встречу. Никто – даже Хелен – не заставляли Берлина ждать. А поскольку о ней и так сплетничали все, кому не лень, она не захочет, чтобы Франческо слышал ее разговор с Берлином.
– Хелен, – сказал он, сдернув очки и швырнув на бювар, – ты выиграла. Больше я с тобой тягаться не могу. Я все равно считаю, что это неверный подход, но если ты вознамерилась вырыть себе могилу, будь по-твоему. Отправляй номер в типографию.
Следующую пятницу я работала допоздна. Разделавшись с корреспонденцией Хелен и напечатав несколько записок с ее последнего совещания по обложке на август, я побежала на поезд до Центрального вокзала.
