– У вас заказан столик на восемь вечера, – сказала я и удивилась недовольству в своем голосе.
Я не могла не думать о ее семье, ждущей ее, о том, как теплеет шампанское и пропадает икра.
– На восемь? – она взглянула на наручные часы и посмотрела на меня через плечо. – Будь лапой, передай Дэвиду, я подъеду в ресторан.
Она снова повернулась к плану, сняла колпачок с красного маркера и стала что-то писать на одном из разворотов.
– Нет, так не пойдет.
– Нет?
Она повернулась ко мне, и мы обменялись нелегкими взглядами – мы обе не привыкли, чтобы я ей возражала, когда она просила меня о чем-то.
– Миссис Браун, – сказала я, тщетно стараясь сдерживать напряжение, – ваша семья ждет вас. Вашему мужу стоило немалых трудов устроить все это для вас, и ваши мама с сестрой проделали весь это путь только ради вас. Сюрприз уже не получится, но…
– Но…
– Миссис Браун, – я подошла к ней и бережно забрала у нее маркер, – в жизни есть вещи поважней, чем этот журнал, – я надела колпачок на маркер и положила его на рейку под графическим планом. – Вам пора домой. Вас ждет семья.
Я поняла, что достучалась до нее, когда она сжала губы в тонкую линию, как делала, когда отступала перед обстоятельствами, что случалось нечасто. Взгляд ее смягчился, и она молча кивнула.
Мы прошли в молчании по темным пустым коридорам к ней в кабинет. Я включила настольную лампу, залившую мягким светом ворох бумаг. Хелен настояла, чтобы я сложила рукописи в ее кейс – она собиралась работать над ними на выходных.
– Я позвоню мистеру Брауну и скажу, что вы выходите. И, миссис Браун, – сказала я, защелкивая ее кейс, – не ждите, пожалуйста, сегодня автобуса, езжайте на такси.
Проводив ее, я осталась в ее кабинете. Было так тихо. Я села за ее стол и провела руками по мягким подлокотникам ее креслица, пытаясь представить себе ее состояние в любой будний день. Я посмотрела на часы на ее комоде. Было почти семь. Я не могла понять, голодна я или нет, и смутно подумала, что бы такое приготовить на ужин. Или можно взять книгу и пойти в закусочную. Потом подумала, в городе ли Элейн, но решила, что в любом случае у нее наверняка уйма приглашений.
Особо не задумываясь, я сделала то, чего никогда не делала. Я сняла трубку телефона Хелен и набрала междугородный. Прижав трубку к уху, я слушала скрежет помех на линии и представляла, как звонит желтый телефон на стене кухни отцовского дома. Этот разговор будет недолгим. Не дольше обычного, но мне захотелось услышать отцовский голос.
Он взял трубку на пятый-шестой гудок.
– О, Эли, милая, – что-то гудело задним фоном, вроде блендера. – Ты в порядке? Еще нет восьми часов.
– Я в порядке. Все окей, звоню с работы.
– И тебе так можно?
– Не совсем. Я быстро. Просто хотела сказать привет. Большие планы на выходные?
Только задавая вопросы, я могла продлить разговор с ним.
– Барбекю у Голдблатов. Фэй делает картофельный салат.
– Звучит замечательно. Здесь довольно тихо. Многие уехали из города, – посмотрев в окно, на пустые улицы, я испытала приступ одиночества. – Я думала, может, приехать домой на следующих выходных? – сказала я вдруг; мне хотелось так о многом с ним поговорить, но по телефону это было невозможно. – Это будет ничего?
– Ты еще спрашиваешь? – рассмеялся он. – Приезжай. Я достану билеты на игру «Индейцев».
– Как они играют в этом году?
– А, черт-те как, – и снова засмеялся. – Но сезон только начался, – блендер загудел громче. – Подожди секунду, Эли, хорошо? – он закрыл трубку, и я услышала приглушенные голоса. – Милая, я не буду тебя задерживать, чтобы у тебя не было неприятностей.
Я зажмурилась. Мне не хотелось, чтобы он вешал трубку.
– Пап?
– Да?
– Я скучаю по тебе.
– О, ну, мы тоже по тебе скучаем, милая.
Мы? Не было никакого мы. По Фэй я не скучала. Только по отцу.
Следующим утром я сделала себе чашку растворимого кофе и села читать газету, борясь с меланхолией. Я выпила вторую чашку кофе и двадцать минут глазела из окна на Вторую авеню, завидуя веселым компаниям прохожих, строивших планы на выходные. Чего я совсем не ожидала, так это звонка от Кристофера.
– О, хорошо, что ты на месте, – сказал он, когда я взяла трубку.
– На месте. А почему ты в городе? Я думала, вы с Дафной собирались в Монреаль на выходные.
– Эй, – сказал он, пропустив мой вопрос, – как насчет понаблюдать необычную публику сегодня?
Час спустя, с фотоаппаратом в руке, я встретила Кристофера у станции метро «Вашингтон-сквер», и мы вдвоем сели на следующий поезд до Кони-Айленда.
Кони-Айленд входил в число любимых мест мамы, и, пока мы шли по Серф-авеню, я заметила «Бильярдную Уипи» и «Закусочную Джимми», о которых она мне рассказывала. Куда бы я ни посмотрела, я видела ее. Представляла, как она катается на карусели, пролетая с горящими глазами мимо зевак. Видела, как плещутся по ветру ее длинные русые волосы, когда она поднимается высоко над парком на «Колесе обозрения», и воображала, как она с бесовским оскалом решает прыгнуть с парашютом и прокатиться на «Русских горках». Она рассказывала мне, что как только они с отцом влюбились друг в друга, то стали гулять за руку по Променаду под звездным небом. Я повсюду ощущала мамино присутствие, наводя ее фотоаппарат и снимая пляж, напоминавший лоскутное одеяло из развалившихся на полотенцах отдыхающих и серферов, бултыхавшихся в прибойных волнах.
– Я не говорил тебе, что это потрясающее место, чтобы наблюдать за людьми? – сказал Кристофер.
Мимо нас прошел мужчина в раздельном женском купальнике.
Мы сбросили туфли и направились к воде, шагая вдоль берега, и прохладный океан лизал нам ноги. То и дело мы останавливались и снимали что-то интересное: пару, ласкавшуюся под пляжным зонтиком, мальчика, хихикавшего, пока друзья зарывали его в песок.
– Я рад, что застал тебя дома, – сказал он, заслоняя глаза от солнца и всматриваясь в горизонт.
– Я тоже. Но я думала, вы с Дафной собирались уехать из города.
– Ну да, просто у Дафны съемка, – сказал он, не отводя взгляда от воды. – Она снимается в рекламе. В Лос-Анджелесе. Решила остаться там на выходные.
– Ух ты, здорово. Я не была в Лос-Анджелесе. Жаль, ты не смог полететь с ней.
– Да она бы все равно была постоянно занята работой, – он пожал плечами и неловко улыбнулся. – У нее там друзья. Сказала, что хочет побыть с ними.
Он повернулся ко мне, и я увидела что-то такое в его чертах, омытых солнцем, и колышимых ветром волосах, что навела на него объектив.
– Эй, – сказал он, – перестань.
