– Эли, что ты тут делаешь? Что случилось?
Бриджет стояла в дверном проеме с растрепанными волосами и смазанным макияжем; пояс на халате перекручен.
– Можно войти?
Я вошла, не дожидаясь ответа. На кофейном столике я заметила пустую бутылку «Шабли», два бокала и пепельницу, полную окурков. На диване лежало скомканное платье Бриджет – то самое, в котором она выходила от Эрика, рядом с кушеткой валялась кожаная туфля, а другая – посреди комнаты.
– Что происходит? Ты в порядке?
– Если ты хотела Эрика, могла бы просто сказать.
– Что?
Она широко раскрыла глаза, стряхнув остатки сна.
– Если ты его хотела, могла бы сказать мне. Я бы уступила. Ни к чему было делать это у меня за спиной и лгать.
– О чем ты говоришь?
– Я тебя видела. У Эрика, вчера вечером.
– Ох, боже, – она вздохнула и потерла глаз основанием ладони. – Господи, ты не так поняла. Я не встречаюсь с Эриком. Клянусь. У меня вчера было свидание. Он только что ушел.
Я подумала о мужчине, с которым разминулась на лестнице. И снова взглянула на бокалы и «Шабли».
– Тогда что ты делала у Эрика?
Ее лицо, и без того землистое, побелело, как мел, и она покачала головой и опустилась на диван, отпихнув одну туфлю.
Я стояла и ждала, что она скажет. Секунды тянулись медленно, одна за другой.
– Ну?
– Эли.
Но она опять замолчала и подалась вперед; из-под халата выглянули голые коленки. Она потянулась за сигаретами на кофейном столике. Пачка «Салема» оказалась пустой, и она скомкала ее в кулаке, словно раздавливая грецкий орех.
Я все ждала объяснения.
– Черт, – сказала она, оглядываясь, – у меня была другая пачка. Ты не видела?
– Бриджет.
Она вскочила и выбежала в спальню, откуда вернулась с пачкой «Пэлл-мэлла».
– Зачем ты ходила к Эрику?
Она закурила и сказала, выдохнув дым:
– Это всё уже настолько вышло из-под контроля.
– Что – всё?
Она снова затянулась сигаретой, избегая смотреть на меня.
– Ты помнишь, когда только пришла работать в журнал?
– Ну да.
– Помнишь, как Эрик попросил тебя помочь? С Хелен? А ты отказалась. Не решилась.
– Ну да.
Я ощутила дурноту.
– Что ж…
О, нет. Это было хуже, чем если бы она встречалась с Эриком у меня за спиной.
– Бриджет, что ты наделала?
Она снова затянулась сигаретой.
– Бриджет?
– Да ничего такого. Клянусь. Все, что я делала, это говорила ему, что творится в офисе. Просто всякое разное, передавала слова Хелен – клянусь, больше ничего.
Она по-прежнему не смотрела на меня, и я поняла, что она недоговаривает. Я вспомнила случаи, когда она вертелась у моего стола, читала что-то через мое плечо. Вспомнила об утечках к рекламщикам, о графических планах и макетах обложек, которые каким-то образом попали к Димсу и Берлину. Каждая новая догадка вспыхивала маячком у меня в уме, и наконец исчезли последние сомнения.
– Это ведь ты сделала, да?
– Эли, ну что ты, нет.
– Ты слила записку в «Ежедневник женской моды»?
– Это был прокол. Клянусь, я не думала, что Эрик покажет ее кому-то, кроме «Хёрста».
– Значит, это твоих рук дело: и записка, и обложка?
Я замолчала, надеясь, что она станет отказываться. Но она ничего не сказала, и тогда я спросила:
– Зачем ты это сделала?
– Это Эрик придумал. Клянусь, это он. Сказал, что я получу продвижение, повышение. Мне нужны были деньги.
По ее тону было очевидно, что деньги служили ей мерилом любых поступков.
Мы стояли, потупившись. Она курила, глядя в пустоту холодным взглядом. Порядочность была для нее пустым словом. Только выгода имела значение. Она никогда не была мне подругой.
– И что ты теперь намерена делать? – спросила она и закурила новую сигарету от прежней, перед тем, как смять ее в пепельнице.
– Поверить не могу, что ты так поступила с Хелен. Со всеми нами. Разве мало нас, женщин, и без того задвигают? Лишают серьезного отношения и уважения. Эрик подошел к тебе, и ты взяла и согласилась? Ради чего? Ради паршивой прибавки? Дурацкого повышения? Как ты могла быть такой близорукой? Интересно, Бриджет, что бы ты сделала со всей этой информацией, будь ты на моем месте?
– Ну, я бы так не возносилась. Это ведь ты с ним спишь.
– Но я никогда не предавала ни Хелен, ни журнал. Я не трепала языком.
– Так может, тебе и ноги раздвигать не стоило?
Я потеряла дар речи. Мне было больно. Я молча развернулась и вышла из ее квартиры. Спускаясь по лестнице, я держалась за перила и дрожала. Бриджет просто размазала меня этим оскорблением, и неважно было, что сама она имела больше любовников, чем любая из моих знакомых. Все равно мне было стыдно. До того глубоко сидела во мне мораль хорошей девочки.
Но с течением дня, обдумав все это, я поняла, что мне нечего стыдиться. Одна интрижка не делала меня подстилкой. То, что я спала с Эриком, свободная от угрызений и осуждений, что-то раскрыло во мне. С одобрения Хелен я пошла на поводу у своего желания и теперь стала лучше понимать себя: что мне нравится, а что – нет. А главное, я поняла, на что могу претендовать.
Я никак не могла смириться с тем, что Бриджет предала меня и Хелен и поставила под угрозу будущее всех, кто работал в журнале. Вернувшись к себе домой, я решила вычеркнуть ее из своей жизни, как и Эрика.
Я должна была рассказать обо всем Хелен. Я понимала, что Бриджет, скорее всего, уволят, а может, и Эрика тоже, но они это заслужили, а я была на стороне Хелен. Из меня сделали дурочку за мою доверчивость, и я еще сильнее злилась на них за то, что чувствовала себя обязанной раскрыть людям глаза на сделанное ими.
От этих мыслей я не спала почти всю ночь, и на следующий день, придя на работу, я все еще не знала, как обрушить такую новость на Хелен.
Она была у себя в кабинете, но дверь оказалась закрыта. Я увидела полоску света под дверью и услышала чьи-то голоса. Меня взяла досада. Я-то надеялась, что сразу войду к ней и сброшу груз с души.
Я нервничала и пыталась подобрать в уме слова, которыми скажу ей это. Потом я встала и пошла в кухню выпить кофе. И хотя людей в офисе было немного, я почувствовала какую-то перемену в воздухе. Я разминулась с Биллом Гаем в коридоре и пожелала ему доброго утра, но он буркнул в ответ что-то неразборчивое. В кухне были Бобби и Пенни. Обе молча взяли свои кружки с кофе и ушли. Даже Марго, наша главная болтушка, молчала. Мне стало стыдно, что я подозревала ее все это время.
