То, что эти заключения не только являются частным мнением отдельных сотрудников, но и соответствуют официальной позиции Третьяковской галереи, ясно из публикаций этого музея. Автор предисловия к новому каталогу древнерусской живописи, изданному в 1995 году, признавая факт продажи «десятков икон» из фондов галереи, пишет:
Выдавались, как правило, внешне эффектные, но наименее ценные в художественном отношении памятники, часто сильно поновленные либо представляющие собой искусные «новоделы», как обычно называли подделки под старину
[1016].
Интересно узнать, на чем основано такое заключение. В краткой сноске в доказательство своего утверждения автор предисловия ссылается не на исследования сотрудников галереи или других искусствоведов и историков искусства, а на все того же единственного Владимира Тетерятникова:
В 80‐е гг. ХХ в. некоторые (выделено мной. – Е. О.) из икон с погашенными инвентарными номерами Третьяковской галереи, находившиеся в известной коллекции американского миллионера Джорджа Ханна, были признаны откровенными фальшивками (Тетерятников, 1982)
[1017].
Таким образом, основанием для заключения о низком художественном достоинстве проданных икон Третьяковской галереи служит мнение одного-единственного человека, к тому же хотя и имевшего опыт практической работы в деле реставрации (металла), но не получившего ни исторического, ни искусствоведческого образования. При этом замалчиваются пусть немногочисленные, но существующие исследования этих икон на Западе, а также то, что сами сотрудники галереи проданные иконы не изучали, да и то, что сам Тетерятников никакого серьезного исследования икон Ханна не проводил, а оценивал их в спешке в толпе предаукционной выставки под подозрительными взглядами сотрудников дома Кристи. Искусствоведы Третьяковской галереи безоговорочно принимают мнение человека, который провозгласил фальшивками не некоторые иконы, как утверждается в предисловии к каталогу галереи, а фактически все иконы, проданные Ханну из Третьяковской галереи. Замалчивается и то, что среди проданных были иконы из прославленных коллекций Остроухова, Морозова, Зубалова да и самого основателя галереи Павла Михайловича Третьякова.
Поработав в архивах музеев мира – Третьяковской галереи, Эрмитажа, Исторического и Русского музеев, Национальной галереи искусств в Вашингтоне, музея Метрополитен в Нью-Йорке и других, я знаю, что сотрудники всегда стоят за честь своего музея. Приходилось слышать, что «там, у них, в другом месте действительно было плохо – халатничали, но у нас иной дух, иная традиция». Трудно осуждать людей за то, что они любят свой музей. Можно понять и отсутствие интереса к проданным иконам, так как они уже не принадлежат галерее, хотя продажа икон является частью истории этого музея. Но вряд ли отсутствие интереса к проданным произведениям дает основания огульно порочить проданные произведения искусства. Для того чтобы профессионально заявлять о том, что были проданы фальшивки и новодел, необходимо провести исследования.
Сотрудники Третьяковской галереи не чинили препятствий в проведении этого исследования
[1018]. На многочисленные запросы в отдел учета галереи я получала конкретные и информативные ответы. Тем не менее искусствоведы Третьяковки отказались от собственного изучения этой проблемы, предоставив другим исследователям разбираться в ней. Вопрос о том, какого значения иконы были проданы из Третьяковской галереи и других музеев в 1930‐е годы, остается открытым. Владимир Тетерятников мог ошибаться. Ведь он скептически отнесся и к самой принадлежности проданных икон Третьяковской галерее, тогда как архивные документы и инвентарные книги галереи безоговорочно подтверждают этот факт. Нелишне вспомнить, что в свое время Третьяковская галерея отказалась от предложения Тетерятникова провести экспертизу икон ее фондов. Значит, по меньшей мере в галерее понимали, что характер его оценок – сенсационно-скандальный
[1019].
Как покажет анализ, проведенный в этой книге, критерии отбора икон на продажу из Третьяковской галереи были не вполне такими, как то представляют себе ее современные сотрудники. Все было сложнее. Некрасову и его сотрудникам приходилось искать компромисс между требованиями сталинского руководства по обеспечению финансовых нужд индустриализации и интересами галереи. Важно помнить и то, что антикварную реставрацию выданные на продажу иконы проходили уже за стенами Третьяковки, оказавшись в руках экспертов «Антиквариата». Значит, в момент выдачи из галереи иконы могли еще не быть «порчеными», «записанными» или «фальсифицированными».
Глава 4. Третьяковская галерея: Потери
Судить о бартерном обмене иконами между Третьяковской галереей и «Антиквариатом» лишь по формальным количественным показателям, то есть по числу икон и их ценам, вряд ли достаточно. Ведь речь идет о произведениях искусства. Потеря и одного шедевра может нанести музею урон, который не восполнит поступление сотен второстепенных и малозначимых экспонатов, поэтому для ответа на вопрос о том, насколько выгодной или убыточной оказалась для Третьяковской галереи сделка с «Антиквариатом», необходимо провести содержательную оценку потерь и приобретений галереи. Начнем с потерь.
Эта глава рассказывает о судьбах икон, выданных на продажу из Третьяковской галереи, а именно о том, кому они принадлежали до поступления в ГТГ, почему были отданы в «Антиквариат», что случилось с ними после продажи, где они находятся или могут находиться в наше время, а также были ли они изучены и как со временем изменилась их атрибуция. Результаты этого исследования не позволяют согласиться с мнением тех, кто считает, что на продажу отдавали бросовый товар и фальшивки. Действительно и к счастью, главные шедевры древнерусского искусства не были проданы. Отсутствие на Западе серьезного спроса на древнерусские иконы в момент острой валютной нужды советского государства на рубеже 1920–1930‐х годов спасло Третьяковку от разорения, подобного разорению Эрмитажа.
В сбережении шедевров есть несомненная заслуга сотрудников отдела древнерусского искусства ГТГ того времени. Однако не следует забывать, что эти люди жили и работали между «молотом и наковальней сталинской кузни». Будучи учеными и патриотами своего музея, они старались сберечь самое ценное, но в условиях сталинского времени игнорировать требования правительства они не могли. В этой ситуации их тактика состояла в том, чтобы держаться золотой середины: сохранять шедевры, но не сердить «Антиквариат», который требовал хороший «товар» и жаловался правительству на саботаж музейных работников. Такого компромисса между интересами галереи и требованиями «Антиквариата» можно было достичь, например, отдавая менее значимые иконы из прославленных коллекций. Имя бывшего владельца, Остроухова, Рябушинского, Третьякова или Морозова, а также высокая репутация их собраний придавали товару значимость и позволяли удовлетворить требования «Антиквариата», не трогая главного. Сотрудникам галереи 1930‐х годов помогло и то, что среди западных антикваров и коллекционеров в то время практически не было знатоков древнерусского искусства, которые указали бы на конкретные шедевры и предложили бы за них миллионы, как то было в печальной истории распродажи лучших полотен западноевропейского искусства из Эрмитажа. Отсутствие в то время иллюстрированных каталогов древнерусского искусства Третьяковской галереи и других российских музеев обернулось для России благом.
