Однако вернемся к исследованию «Успения» экспертами музея Менил. Первая трансформация, в результате которой были обрезаны углы и старая прямоугольная икона получила округлую форму, по их мнению, относится к началу XVIII века, когда в моду вошли барочные иконостасы, в которых иконы были овальной, круглой или многоугольной формы. В доказательство эксперты приводят свидетельства распространения подобной практики в конце XVII – начале XVIII века, а также примеры известных барочных иконостасов и икон непрямоугольной формы, дошедших до нашего времени
[1052]. То, что икона «Успение» и парная с ней «Вознесение» были лишь обрезаны во время моды на барочные иконостасы, а не созданы специально для них на рубеже XVII–XVIII веков, по мнению экспертов Менил, подтверждается существенным отличием их композиции от композиции барочных непрямоугольных икон, находящихся в Третьяковской галерее и Русском музее.
Остается неизвестным, принадлежали ли прямоугольные «Успение» и «Вознесение» одному иконостасу изначально, но в новом барочном иконостасе круглые иконы-близнецы вместе стояли в праздничном чине. Впоследствии, как предполагают эксперты музея Менил, барочный иконостас был разобран, а круглые иконы «Успение» и «Вознесение» в конце XIX – начале XX века, видимо по заказу нового владельца, были восстановлены до первоначальной прямоугольной формы
[1053]. Было ли это сделано по заказу Остроухова или произошло еще до того, как он купил эти иконы, неизвестно. В составе его коллекции эти иконы поступили в Третьяковскую галерею как врезки
[1054]. В паре они попали в галерею, в паре покинули ее, в паре были проданы Ханну, и только аукцион Кристи разорвал этот многовековой союз, так что одна из икон-близнецов оказалась в Техасе в музее Менил, а другая – в Калифорнии в музее Тимкен.
Вооружившись результатами лабораторного и искусствоведческого исследований, эксперты музея Менил пошли в атаку на Тетерятникова, который объявил икону «Успение» подделкой ХХ века, точнее копией с «Успения» середины XVI века из новгородской церкви Свв. Петра и Павла, в свое время опубликованной Кондаковым. Действительно, соглашались эксперты Менил, эти два «Успения» имеют ряд общих черт в иконографии, однако общие черты имеют не только эти две, но и более обширная группа известных икон с общим сюжетом «Успение». Исследование экспертов Менил показало, что определение места их «Успения» в группе известных икон с тем же сюжетом представляет гораздо более сложную проблему, чем простое копирование, как то декларировал Тетерятников.
Заочная дискуссия между Владимиром Тетерятниковым и экспертами музея Менил может пролить свет на то, какими критериями руководствовались сотрудники Третьяковской галереи, и в первую очередь Некрасов, отбирая в 1930‐е годы иконы для «Антиквариата». Тетерятников считал, что парная «Успению» икона «Вознесение», которая оказалась в музее Тимкен, является почти идентичной двум известным иконам, а именно «Вознесению» из Успенского собора во Владимире, которое считается работой Андрея Рублева и Даниила Черного
[1055], и «Вознесению» неизвестного происхождения из коллекции С. П. Рябушинского
[1056]. Здесь важно отметить то, что обе последние иконы на момент выдачи остроуховских икон в «Антиквариат» также находились в Третьяковской галерее.
Исследование экспертов Менил, в отличие от аргументов Тетерятникова, хотя и отрицает точное копирование и полную идентичность, но также свидетельствует о стилистической схожести икон, имеющих общий сюжет и близких по времени создания. Так, мениловское «Успение» из бывших коллекций Остроухова – Ханна стилистически и композиционно имеет ряд идентичных черт с четырьмя известными новгородскими «Успениями» XV–XVI веков
[1057]. Здесь вновь необходимо подчеркнуть то, что две из этих четырех довольно близких икон новгородской группы в 1930‐е годы находились в Третьяковской галерее, а именно «Успение» из Гостинопольского монастыря, которое в каталоге ГТГ 1963 года датировано ок. 1475 года (инв. 22296), и «Успение», таблетка (инв. 22033) с датировкой конец XV века
[1058].
Таким образом, в момент отбора икон для выдачи в «Антиквариат» Третьяковская галерея имела по крайней мере три композиционно и стилистически близкие иконы «Успение» и три композиционно и стилистически близкие иконы «Вознесение»
[1059]. Если сравнить проданные «Успение» и «Вознесение» с теми, которые остались в Третьяковской галерее, становится понятно, что, выбирая иконы для передачи в «Антиквариат», сотрудники галереи руководствовались принципом «меньшего зла». Из группы трех близких икон «Вознесение» они оставили в галерее более ранние и ценные иконы начала – первой половины XV века, а отдали более позднюю и художественно менее ценную, к тому же стилистически и композиционно похожую на них икону начала XVI века. Этот принцип соблюден и при выборе «Успения» на продажу. Галерея сохранила более ранние иконы этого сюжета из Гостинопольского монастыря и новгородской школы, отдав более позднюю и, видимо, по мнению Некрасова, менее ценную из собрания Остроухова.
Можно с большой степенью вероятности предположить, что среди тысяч икон, поступивших в галерею в 1930‐е годы, были и другие «Успения» и «Вознесения», менее ценные, чем проданные остроуховские. Однако сотрудники галереи выбрали для «Антиквариата» не безвестные иконы, а иконы из прославленного собрания Остроухова. Проданные «Успение» и «Вознесение» не относились к числу шедевров остроуховской коллекции, однако Остроухов, который при выборе икон для себя руководствовался прежде всего их художественной выразительностью, в свое время купил и сохранял в коллекции эти иконы. Значит, не считал их посредственными.
