Последние (старообрядцы. – Е. О.) в двенадцатом году (1812. – Е. О.) во время пожаров тайком уносили древние иконы из московских церквей. И не даром сохранившееся предание видит руку Рублева в указанных выше трех деисусных иконах Единоверческого монастыря (до 1856 г. принадлежал раскольникам)…
[1231]
«Рублевская легенда», однако, не подтвердилась. Более того, по свидетельству Грабаря, специалисты, включая и его самого, вскоре стали более критично относиться к оценке икон этого деисусного чина. В 1926 году в очерке, посвященном творчеству Андрея Рублева, Грабарь писал:
Чин этот, казавшийся между 1910 и 1917 годами московским иконникам и исследователям, в том числе и П. П. Муратову, наиболее близким к Рублеву, очень разочаровал те же круги в 1919 году, когда, поставленный на Реставрационной выставке в Строгановском училище рядом с действительно первоклассными произведениями, такими как Лаврская «Троица» или чин из собора Успения на Городке в Звенигороде, он неожиданно оказался немощным и обнаружил явные черты упадочного времени.
Грабарь считал, что в лучшем случае этот чин был копией XVI века «с хорошего оригинала», а возможно и новоделом
[1232]. Тем не менее в каталоге древнерусской живописи Третьяковской галереи 1963 года этот деисусный чин датирован временем построения церкви Анастасии Узорешительницы и считается образцом московской школы середины XV века. Чин выставлялся на юбилейной выставке Андрея Рублева в Москве в 1960 году и был опубликован в ряде зарубежных изданий
[1233].
В результате обмена галерея получила из «Антиквариата» в основном произведения XV–XVII, а также несколько икон второй половины XIV и XVIII веков (согласно датировке в актах поступления и каталоге 1963 года). Самой древней в этой группе икон в то время считалась новгородская икона «Отечество и избранные святые» из известного до революции петербургского собрания М. П. Боткина (прил. 26 № 19)
[1234]. Историки спорят о времени ее написания. В каталоге 1963 года икона датирована второй половиной XIV века, но в новейшем каталоге Третьяковской галереи 1995 года отнесена к началу XV века
[1235]. Эта икона входит в постоянную экспозицию Третьяковской галереи (лето 2013). Она вдохновила многих исследователей и имеет громадную библиографию
[1236]. Нет ни одного крупного историка древнего новгородского искусства, который обошел бы ее своим вниманием. Олсуфьев, который считал эту икону работой XIV века, а сам XIV век «кульминационной точкой в выработке форм, после которого иконопись или повторяет обретенное, или медленно отступает от достигнутых вершин, чтобы погрузиться в „чувствительный“ XVIII век», включил описание иконы «Отечество» из бывшего собрания Боткина в свой анализ стилистических особенностей XIV века. Олсуфьев считал эту икону превосходной, первоклассной
[1237]. Неоднократно в своих работах к этой иконе обращался Лазарев. Он считал это произведение самым ранним примером иконографического типа «Отечество» в древнерусском искусстве, назвав его «загадочным» и «редкостным»
[1238]. Лазарев отметил и историческое значение этой иконы, считая, что она была написана в ответ на занесенную в Новгород из Пскова в конце XIV века ересь стригольников, не принявших догмат троичности божества
[1239]. Алпатов в одной из своих полемических статей оспорил время создания этой иконы, считая, в противовес Лазареву, что она могла быть написана несколько ранее, а именно во второй половине XIV века. Кроме того, он выбрал эту икону для иллюстрации своего довода о важности искусствоведческого и сравнительного историко-художественного анализа, сравнив «Отечество» из коллекции Боткина с почти иконографически тождественным изображением «Отечества» в византийской миниатюре. Он считал, что манера письма этой иконы отражает влияние фресковой живописи, возможно даже фресок Феофана Грека
[1240]. На примере этой иконы Алпатов ратовал за необходимость «истолкования» памятников изобразительного искусства в противовес созданию простых их реестров с краткими описаниями
[1241].
