В советской истории произведения искусства не раз становились средством воздействия на влиятельных людей мира, «болевших» коллекционированием. На рубеже 1920–1930‐х годов советское правительство разыграло козырную карту – шедевры Эрмитажа – при заключении сделки с нефтяным магнатом, одним из основателей «Iraq Petroleum Company» и страстным коллекционером Галустом Гюльбенкяном. Хотя грандиозный план создания международного объединения банков для финансирования советской индустрии, который в то время вынашивало советское руководство, не был реализован, «парижский покупатель» оказал практическую помощь в продвижении советской нефти на мировой рынок
[1386].
Есть и другие примеры. В апреле 1931 года председатель «Антиквариата» Николай Ильин и член коллегии Наркомата внешней торговли Борис Краевский
[1387] собственноручно доставили в США проданные шедевры Эрмитажа – картины «Венера перед зеркалом» Тициана, «Распятие» Перуджино и «Мадонна Альба» Рафаэля. К тому времени советское правительство наконец-то узнало, что сокровища Эрмитажа через триумвират посреднических антикварных фирм – берлинской «Маттизен» («Matthiesen Gallery»), лондонской «Кольнаги» («P&D Colnaghi & Co») и нью-йоркской «Нодлер» («Knoedler & Co») – скупает министр финансов США Эндрю Меллон
[1388]. Обычно передача проданного представителям покупателя проходила в Берлине, но в данном случае правило было нарушено. Эмиссары советского правительства отправились в дальнее и дорогостоящее путешествие за океан явно в надежде на личную встречу с министром, в чьей власти было наложить эмбарго на экспорт советских товаров или разрешить их ввоз по демпинговым ценам. Визитные карточки Ильина и Краевского по сей день хранятся в архиве Национальной галереи искусств в Вашингтоне, где оказалось собрание Меллона. Однако попытка советского руководства установить посредством шедевров живописи прямой контакт с влиятельным клиентом провалилась, встреча не состоялась
[1389].
Произведения искусства, которые Дэвисы покупали при содействии членов советского правительства или получали в подарок, были частью политики обласкивания американских посланцев и авансирования просоветской дипломатии Дэвиса в Вашингтоне.
До приезда в СССР Дэвис и его жена имели мало представления о русском и советском искусстве. Марджори интересовалась французским прикладным искусством, но, в отличие от жены, Дэвис не был коллекционером. Покупать антиквариат он начал лишь в Москве. Дэвисы вывезли из СССР три коллекции; две из них, произведения соцреализма и иконы, с самого начала составлялись специально в дар Университету штата Висконсин в Мэдисоне. Остальные произведения искусства, купленные в СССР, оставались в доме Дэвисов и при разводе супругов в 1955 году были поделены между ними. Марджори и после возвращения из СССР активно пополняла свою коллекцию русского искусства, покупая на аукционах
[1390] и через антикварные фирмы «Hammer Galleries», «A La Vieille Russie», «Wartski»; коллекционирование стало важной частью ее жизни. Она создала свой музей в Хиллвуде. Джозеф Дэвис по возвращении домой
[1391] хотя и продолжал время от времени покупать произведения русского искусства, но заядлым коллекционером так и не стал. «Московский эпизод» остался пиком его собирательства. Как предприимчивый человек, он просто не мог не воспользоваться уникальной возможностью, которая представлялась людям со средствами в Советской России. Магазины, через которые государство распродавало национализированное богатство, а частные граждане – свое имущество, ломились от первоклассного антиквариата. Попадались там и предметы музейного значения. Историческая ситуация благоприятствовала коллекционированию, не случайно многие сотрудники дипмиссий увозили из СССР художественные и антикварные коллекции.
Супруги Дэвис и дочь Дэвиса от первого брака Эмлен Найт Дэвис (Emlen Knight Davies), которая приехала в СССР вместе с отцом и училась юриспруденции в советском вузе, стали завсегдатаями антикварных и комиссионных магазинов. В своем дневнике Дэвис не раз писал об интересных находках
[1392]. Собирательство Дэвиса началось с произведений социалистического реализма. Советская действительность была столь уникальна, что казалось недостаточно запечатлеть ее в донесениях, письмах и фотографиях, необходимы были более сильные средства. По образному сравнению Дэвиса, грандиозное полотно советской действительности требовало кисти размером с хвост кометы
[1393]. Дэвис решил познакомить американцев с СССР с помощью произведений советской живописи. Кроме того, Дэвису нравился и сам соцреализм – его энтузиазм, жизнеутверждающая энергия, масштабность давали сильнейший положительный заряд. В одном из писем Дэвис писал:
Русская живопись необычайна энергией воображения, силой и цветом. Хотя, в общем-то, она может и не представлять мастерства, присущего другим школам, тем не менее у советских художников есть прекрасные полотна… Я всегда более интересовался историей, которую рассказывает картина, и настроением, которое она создает, чем техникой ее исполнения
[1394].
Тогда как другие путешественники везли из СССР альбомы с фотографиями, Дэвис привез в США порядка ста
[1395] произведений советских и русских художников. В этом собрании копии с известных картин Репина, Куинджи, Сурикова, Айвазовского
[1396], Кипренского, сделанные специально для Дэвиса с разрешения советских властей
[1397], соседствовали с произведениями соцреализма сталинских лет. Имена некоторых молодых советских художников, чьи картины заинтересовали американского посла, в наши дни уже никто не вспомнит, но есть и известные мастера – Николай Дормидонтов, Петр Кончаловский, Павел Соколов-Скаля, Александр Герасимов, Николай Ионин и другие.
