Упомянутая в письме «фирма» – это шведский банкир и коллекционер Улоф Ашберг. Его сотрудничество с советской властью началось сразу после революции: Ашберг оказал помощь Советской России в получении первого американского государственного займа. Одним из первых в Швеции он выступил за дипломатическое признание советского государства. В начале 1920‐х годов Ашберг стал одним из основателей, а затем и директором Российского коммерческого банка, штаб-квартира которого располагалась в Москве. Значительную часть времени в годы нэпа Ашберг проводил в советской столице. Именно тогда началось его увлечение древнерусским искусством. Первую икону Ашберг купил на Смоленском рынке, где обнищавшая бывшая аристократия и интеллигенция распродавали свое имущество. Когда вольница нэпа закончилось и пришлось покидать Москву, специальная комиссия экспертов осмотрела иконную коллекцию Ашберга и, поколебавшись, дала разрешение на вывоз, исключив пятнадцать особо ценных икон. По совету тех же экспертов Ашберг подарил их советским музеям
[568]. Ашберг привез из России сотни икон и продолжал покупать их, став одним из основных клиентов «Антиквариата». Его коллекция сейчас хранится в Национальном музее в Стокгольме (прил. 24).
По словам Пятакова, Ашберг обещал снять особняк в Париже, «по своему стилю подходящий под продаваемые товары», в котором для «возбуждения интереса среди соответствующих иностранных кругов» будут выставлены русские иконы. В этих целях глава Мосторга Ангарский должен был прислать две-три иконные коллекции в Париж и еще одну лично для Ашберга, очевидно в качестве благодарности за помощь
[569]. Переговоры, видимо, начались еще зимой 1928 года. Ашберг должен был приехать для подписания договора в июле, но задержался до осени. О результатах поездки он писал шведскому искусствоведу Хельге Челлину (Helge Kjellin):
Вчера (21 октября 1928 года. – Е. О.) я вернулся домой из поездки в Россию… Они (русские. – Е. О.) хотят создать со мной совместную компанию мирового масштаба, но я пока не готов решиться на это
[570].
О деталях проекта узнаем от Ангарского: Госторг хотел передать Ашбергу право представлять советские интересы в иконном бизнесе в Европе и Америке на условиях совместной реализации под контролем советских торгпредств. Ашберг должен был внести аванс. «Эту сумму, – писал Ангарский, – я скромно пока определил в 50 000 долларов». Все расходы по организации выставок стороны должны были нести поровну. Эти условия Ангарский считал минимальными
[571]. При этом он сомневался в твердости намерений Ашберга, указывая на то, что банкир «ничего реального не предлагает», и был прав. Создать совместный консорциум с Ашбергом Госторгу не удалось
[572]. А вот Ашберг при посредничестве Грабаря в тот свой осенний приезд 1928 года в Москву купил 52 иконы «очень высокого качества» XIV–XVII веков
[573]. В 1933 году Ашберг подарил 250 икон Национальному музею в Стокгольме. Какие именно из них были куплены в октябре 1928 года и вывезены, несмотря на возражения комиссии экспертов, не ясно, но по возвращении из Москвы Ашберг говорил, что около 30 икон принадлежали «великому князю Павлу»
[574]. По мнению Ю. А. Пятницкого, поскольку великий князь не собирал икон, речь, скорее всего, шла об иконах из коллекции его дочери, великой княгини Марии Павловны, которая начала собирать их в Пскове, когда работала медсестрой в госпитале во время Первой мировой войны. Часть своего имущества она хранила во дворце отца
[575].
Альтернативу выставке-продаже икон в особняке Ашберга в Париже представляло предложение из Германии. В том же письме Ангарский сообщал:
Аналогичное предложение мы имеем из Берлина, где предполагается устроить выставку русских старинных икон без продажи, а затем уже, вызвав интерес к этому делу – организовать аукцион. Для того, чтобы вызвать интерес к иконам, мы готовы даже составить для выставки, но не для продажи, музейную коллекцию
[576].
Этот план был воплощен в жизнь. Первая советская выставка русских икон на Западе не ограничилась Берлином, а совершила длительное мировое турне, став открытием древнерусского искусства для десятков тысяч людей.
Часть IV. Красные передвижники: Первая советская выставка русских икон на Западе
Глава 1. Планы и люди
Идея показать русские иконы на Западе появилась задолго до начала форсированной индустриализации, массового экспорта произведений искусства из СССР и создания «Антиквариата». Да и замысла искать за рубежом покупателей на иконы в то время не было. В 1913 году под впечатлением от успеха выставки древнерусского искусства, прошедшей в Москве, Павел Муратов мечтал, что «не успеет пройти три-четыре года», и Европа будет мечтать о подобной выставке, а «русская иконопись войдет почетной гостьей в западные музеи»
[577]. Мировая война и революция в России отсрочили воплощение этой мечты. Но стоило хаосу поутихнуть, и о заграничной выставке древнерусского искусства заговорили вновь. По свидетельству Грабаря, в начале 1920‐х годов немецкие художники-модернисты, археологи и историки искусства, которые бывали в Москве и знали о расчистке древнерусских икон, предложили показать их в Германии. Однако в то время, как пишет Грабарь, никто не хотел давать денег
[578].
Во второй половине 1920‐х годов появились зарубежные спонсоры. Франкфуртский Städtelsches Institut выразил готовность дать средства для показа русских икон в своих стенах. В декабре 1926 года Грабарь вел переговоры, и не только в Германии, но и в Австрии, во Франции и в Англии
[579]. В то время он осторожно говорил о составе и целях выставки:
…само собою разумеется, что мы не можем двигать с мест наших главных памятников, сосредоточенных в храмах, а отчасти в музеях…; я предполагаю двинуть все же весьма замечательный материал, найденный в разных рухлядных и на колокольнях и не вошедший в состав музеев
[580], а затем первоклассный по своей значительности и ценности материал из частных собраний. Часть собственников готовы продать принадлежащие им вещи, часть дают только на выставку, но никоим образом не на продажу. Среди этих икон есть уникальные, древнейших эпох. Материал из государственного музейного фонда продаваться не будет, но он предназначен для обмена с западными музеями на картины старых и новых мастеров, нам нужных
[581] (выделено мной. – Е. О.).
