Возвращаясь к основателю теории заговора, Тетерятникову, следует сказать, что им двигала жажда все новых сенсаций. Его теория разрасталась как на дрожжах, превратившись в конечном итоге в абсурд. Тетерятников стал объявлять фальшивкой все, что попадалось ему на глаза, причем чем знаменитее памятник, тем хуже, тем больше шума: новгородские таблетки, гостинопольские иконы, собрание Чирикова, «Отечество» из собрания Боткина… Довольно скоро Тетерятников стал определять фальшивки по фотографиям даже без осмотра физического состояния иконы или другого художественного произведения, причем в своих высказываниях всегда был безапелляционен
[708]. Начав с собрания Ханна, Тетерятников затем объявил фальшивками фактически все произведения древнерусского искусства, проданные в сталинское время за рубеж, а потом стал готовиться и к разоблачению собраний крупнейших российских музеев. Письмо Тетерятникова к переводчику его книги от 2 августа 1980 года свидетельствует о том, что он планировал написать пять книг: подделки в собрании Ханна, фальшивки в музеях мира, советская диверсия по фальсификации русской культуры, биография (его собственная) и, наконец, фальшивые иконы в российских музеях, включая Третьяковскую галерею и Русский музей
[709]. Замысел последней книги, кстати сказать, противоречит его же собственному заявлению о том, что Грабарю удалось очистить российские музеи от подделок.
Со времени скандальных разоблачений Тетерятникова прошли десятилетия, но и современные исследователи не имеют доказательств правдивости его теории заговора интеллигенции (действовавшей вкупе со сталинским Политбюро!). Все заявления о массовом экспорте фальшивок и «сталинской иконной шарашке» по изготовлению подделок как были, так и остаются голословными.
Однако вернемся к истории первой советской иконной зарубежной выставки. Ее советские и западные устроители не делали секрета из замены главных шедевров Древней Руси копиями. Во всех каталогах заграничной выставки и архивных документах, связанных с выставкой, икона Брягина «Богоматерь Владимирская», как и остальные пять копий, выполненные для этой выставки, значились современными работами с указанием имен иконописцев, которые их создали. Поскольку при изготовлении этих копий и показе их на выставке не было цели ввести зрителя в заблуждение, то считать их подделками или фальшивками неправомерно. Наличие на выставке копий шести шедевров Древней Руси само по себе не может служить и доказательством того, что «Антиквариат» продавал фальшивки. Во время выставки эти копии, как, впрочем, и другие иконы с выставки, действительно пытались продать, но переписка Грабаря с Гинзбургом, о которой речь пойдет в следующей главе, свидетельствует, что эти иконы предлагались покупателям как копии, а не древние шедевры. Кроме того, ни одна из копий, сделанных для советской иконной заграничной выставки, не была продана. Все шесть благополучно вернулись в СССР. Местонахождение пяти из них известно, об этом будет рассказано в следующих главах. На обратной стороне икон еще со времен выставки сохранились наклейки с названием иконы и именем реставратора, который сделал копию. Таким образом, эти иконы продолжают открыто существовать именно как копии.
Глава 4. Триумфы и скандалы
То, что подлинники таких древнейших икон, как «Богоматерь Владимирская» и рублевская «Св. Троица», не поехали в турне, безусловно, является заслугой интеллигенции. Даже самые ярые сторонники первоклассного состава выставки, Грабарь и Анисимов, не поднимали вопроса о возможности вывоза этих шедевров за рубеж, хотя Сталин вряд ли стал бы возражать против показа древнерусских шедевров за границей, как и против их продажи, если бы вырученная сумма позволила купить современное оборудование для первенцев советской индустрии. Уместно вспомнить угрозу Грабаря сотрудникам Исторического музея, что «полетят такие иконы, как Владимирская, Донская, Оранта и т. п.». Свой выбор между религией и революцией Сталин сделал давно, да и образ покровителя искусств был ему неинтересен. Каждый советский пионер, включая автора этой книги, знал легенду о том, что Ленин любил «Аппассионату»
[710], но Сталина советская пропаганда никогда не изображала знатоком или любителем искусств. На плакатах вождь появлялся на фоне ликующих демонстраций, счастливых детей и строек социализма. Представить его в галерее наслаждающимся творением живописца, пусть даже не в жизни, а на агитационном плакате, весьма трудно. Вождь однажды якобы даже сказал, что художник не может быть настоящим коммунистом. Однако, вероятно, это к лучшему, что Сталин не ходил в музеи, а то вот Хрущев зашел как-то раз в Манеж на выставку…
[711]
Среди икон, которые поехали за границу, не было ни одной чудотворной иконы, дабы не вызвать гнев православной церкви за рубежом. Не было там и икон из национализированных частных коллекций. В этом «Антиквариат» потребовал от Грабаря и Анисимова личных письменных заверений, опасаясь судебных исков наследников, оказавшихся после революции в эмиграции. Автор одной из статей, Владимир Васильевич Вейдле, русский философ в эмиграции, посетил выставку и досадовал, что не удалось увидеть известные ему с дореволюционных времен шедевры из собраний Остроухова и Рябушинского
[712]. Отказ от вывоза икон из частных коллекций, кроме боязни судебных исков, имел и другие причины. По замыслу Грабаря выставка должна была прославлять не заслуги частных собирателей в сбережении памятников древнерусского искусства, а достижения советской науки, в первую очередь его собственных реставрационных мастерских, по спасению и расчистке икон. ЦГРМ предоставили на эту выставку более тридцати икон, больше, чем любой из музеев или «Антиквариат» (прил. 11 № 98–130). По свидетельству очевидца, во время бесед, которые на выставке в Лондоне проводились дважды в день, советские представители «с особенным усердием и без всякого стеснения, поясняли, что иконами в России заинтересовались лишь после революции и исключительно благодаря ей»
[713]. Оказавшись на Западе в разгар антисоветской кампании, живописующей ужасы разграбления Русской православной церкви, иконы должны были выполнить роль советского культурного атташе и политагитатора. Символично, что в США одновременно с выставкой русских икон музеи показывали и экспозицию советского плаката
[714].
