Открывшись в феврале 1929 года в Берлине, выставка до лета посетила Кельн, Гамбург и Мюнхен
[715]. В сентябре и октябре 1929 года русские иконы побывали в Вене
[716], а в ноябре и декабре – в Музее Виктории и Альберта в Лондоне. Весной 1930 года ценный груз был отправлен за океан, в Новый Свет, где полтора года путешествовал по музеям. Без преувеличения, для всех музеев, принимавших выставку, русские иконы стали открытием, а выставка – одним из центральных событий года. Однако особенно торжественно и пышно проходили первые турне в Германии. Сотни приглашенных гостей, живая классическая музыка, речи и комплименты ведущих искусствоведов, директоров музеев, а то и министров, как то было, например, в Берлине и Гамбурге, вечером – званые обеды. В Германии иконы осмотрел даже «кронпринц Баварский». Ожидался и папский нунций, однако не приехал посмотреть на православное искусство, сославшись на болезнь
[717].
Грабарь, который вместе с реставратором Е. И. Брягиным лично сопровождал выставку в Германии, с восторгом писал жене об успехе:
Дорогая Валя, ну, открыли! Да еще как открыли! С чертовской помпой (Берлин, 18 февраля 1929);
Чертовски нарядно вышло. Ничего подобного мы конечно и сами в России еще не видали, и вот нужно же было в Германию приехать, чтобы это увидать. Стена прямо против входа так эффектна, что прямо дух захватывает. На ней в центре «Избранные святые» Третьяковской галереи; слева и справа по архангелу из Деисусного чина Ярославского Спасского монастыря, дальше слева «Троица» Чирикова (копия с рублевской и, заметьте, с указанием имени автора. – Е. О.), левее «Премудрость созда себе Храм» и «Сошествие во ад» рублевские (sic!); справа «Знамение» кашинское, правее «О Тебе радуется» дмитровское и «Воскрешение Лазаря» тверское» (Кельн, 21 марта 1929, перечислены в порядке развески № 102, 73, 136, 66, 9, 67, 25, 113, 107, прил. 11);
Дорогая Валя, да, обидно, что Ты всего этого не видишь и не переживаешь. И вообще никто, кроме меня (и Брягина на 1/10, ибо ни слова не понимает из того, что вокруг говорят). Вообще иконы производят прямо потрясающее впечатление (Мюнхен, 7 мая 1929)
[718].
Сыпались приглашения привезти выставку в Дрезден, Лейпциг, Париж, Прагу…
В Германии Грабарь сам водил экскурсии и читал лекции о древнерусской живописи в залах выставки и научных сообществах. Реставраторы, Брягин в Германии и Юкин в Лондоне, с помощью переводчика проводили беседы и демонстрировали технику расчистки икон
[719]. Люди толпами шли на выставку. По оценкам Грабаря, в Берлине и Кельне выставку посещали в среднем по полтысячи человек в день
[720]. В Гамбурге побывало более 7 тыс. посетителей. П. И. Юкин из Лондона писал Грабарю, что в день на выставку приходило от 400 до 800 человек
[721]. Были проданы тысячи экземпляров каталогов
[722]. Посетители ехали из соседних городов и даже стран, например в Германию из Франции, куда иконы так и не добрались. В апреле 1929 года из Кельна Грабарь писал жене:
Сегодня перед закрытием уйма публики была. Клемен (знаменитый археолог, автор многочисленных публикаций о древних прирейнских фресках) приехал из Бонна (где он профессором в университете состоит) больной, встав с постели вопреки запрещению врачей: «Черт с ними, подохну, да увижу», говорит. Потешный. И сейчас же назад уехал
[723].
В Америке интерес к выставке тоже был огромный, но официальной помпы и размаха, которые сопровождали европейское турне, не было. По причине отсутствия дипломатических отношений между СССР и США на открытиях выставки в американских музеях не присутствовали советские дипломатические и государственные представители – обязательные участники европейского турне. Ни Грабарь, ни Юкин, которые должны были сопровождать иконы в США, не поехали. Возможно, что после чудовищно насыщенного событиями и работой турне по Германии Грабарь устал
[724], его не было ни в Вене, ни в Лондоне. Возможно, что он и вовсе потерял интерес к своему детищу. Его архив свидетельствует, что после Лондона он уже не следил за судьбой странствующих икон. Но, возможно, причины отмены поездки Грабаря и Юкина в США гораздо более серьезные – арест Анисимова и связанные с этим последствия для тех, кто его близко знал
[725]. В результате американская публика была лишена и лекций, и бесед, и демонстраций расчистки икон, и званых обедов
[726]. Проведение выставки и охрана русских икон в Америке практически полностью находились в руках и компетенции местной интеллигенции и американских музейных специалистов. Советская сторона была представлена иконами, а также абсолютно не компетентными в вопросах иконописи работниками Амторга
[727].
