Посредничество Британского комитета удовлетворило руководство Музея Виктории и Альберта
[739] и государственных бюрократов – хотя премьер-министр все-таки отказался открыть выставку, – но не могло успокоить антисоветски настроенных британцев. Вокруг выставки в Лондоне разгорелись нешуточные дебаты. Эхо споров слышно в статье Мартина Конвея, председателя Британского иконного комитета и директора Имперского музея военной истории. Вызывающе и категорично он писал:
Исследователи искусства, как таковые, никоим образом не связаны с политикой. Для них не имеет значения, правит ли царь или Советы. Нас не интересует, откуда поступили произведения, которые вызывают наш интерес или требуют нашего изучения. ‹…› Перед тем как открылась выставка (в Лондоне. – Е. О.), я получил письма от некоторых почтенных и благочестивых людей, которые желали гарантий, что ни одно из выставленных произведений не было украдено у отчаявшихся монахов и церковных общин. Я не смог им ответить. Произведения остаются все теми же независимо от того, как они были приобретены. Украденная «Мона Лиза» оставалась все той же «Мона Лизой»
[740].
Следуя тому же принципу «нападение есть лучшее средство защиты», Конвей продолжал:
Вопрос, который любитель искусства должен поставить перед любым правительством, – относится ли оно к художественному наследию страны с почтением и заботится ли о нем с интеллектом и умением. Фактом является то, что при старом режиме за редким исключением древнерусским искусством пренебрегали, в то время как новый режим, по крайней мере до последнего времени, относился к нему с заботой. Если бы наши собственные революционные реформаторы и солдаты Кромвеля были столь же заботливы, какое бы изумительное наследство средневекового искусства могло бы оказаться в наших руках! На деле же у нас не имеется ни одного британского алтаря и почти нет настенных росписей в сносном состоянии. За редким исключением все работы наших средневековых золотых дел мастеров пошли в переплавку, и нам приходится смотреть на континентальные нации со стыдом за нашу бедность, так что большинство из них считает, что в Средние века мы были варварами, не знавшими искусства
[741].
Выставка привела к расколу и в американском интеллектуальном сообществе, несмотря на камуфляж посредничества Американского Русского института. На первом показе в Бостоне все прошло без скандала, а вот в следующем городе турне, Нью-Йорке, разгорелась война. Музей Метрополитен, где должна была состояться выставка, разослал своим почетным членам, то есть людям, которые поддерживали музей денежными взносами, приглашение прийти на закрытый просмотр выставки накануне ее официального открытия, но вместо слов благодарности посыпались протесты, обвинения, отказ от членства и уплаты взносов. Приходили письма и в поддержку выставки, но перевес был не на их стороне. В архиве музея Метрополитен сохранился перечень писем. По состоянию на конец января 1931 года музей получил 33 письма и 9 телеграмм протеста
[742], некоторые из них – коллективные протесты целых организаций
[743]. Писем в поддержку было только два. Перепалка выплеснулась на страницы прессы, так как негодующие посчитали долгом обнародовать свое мнение
[744].
Протест имел в основном политический контекст. Одни писали вежливо, другие же не стеснялись в выражениях, ругая руководство Метрополитен за «сотрудничество с правительством профессиональных воров, привычных убийц, уголовников, цареубийц, головорезов, безбожников», «коммунистических угнетателей», «хамелеонов, которые пытаются повысить свой престиж любыми средствами», а также за то, что показывают «ужасающую выставку ворованного», «запятнанные кровью реликвии», за «предательство американских идеалов», за «содействие тем, кто своей целью объявил уничтожение западного общества» и т. д. и т. п. За два дня до открытия выставки в музее Метрополитен в Нью-Йорке генеральный секретарь Национальной лиги американцев русского происхождения, некто Лисицын (J. J. Lissitzyn), в письме к президенту и попечителям музея Метрополитен возмущенно вопрошал: «Представляете ли вы, с кем сотрудничаете, когда заимствуете иконы у так называемого советского правительства? В состоянии ли вы в полной мере уразуметь всю меру возмущения, которое политика такого рода вызывает в умах русских правого толка?»
[745] Кто-то не поленился провести частное расследование, чтобы разобраться, что же такое этот Американский Русский институт и какого рода отношения он имеет с большевиками. Выводы испугали еще больше: «чисто коммунистическая организация, работающая исключительно в интересах большевиков с целью установления более тесных контактов через искусство, литературу и торговлю, их главная цель – добиться признания Советской России правительством США», а выставка русских икон – это лишь один из способов добиться симпатии американцев
[746].
