И здесь мы с вами, уважаемые читатели, подошли к самой сути самурайской морали: поскольку в соответствии с кодексом «бусидо» обстоятельства в любой момент могли потребовать от «боевого холопа» пожертвовать собственной жизнью, всякий уважающий себя, чтущий память своих доблестных предков и ценящий свое сословие «буси» должен осознавать, что жизнь не имеет никакой ценности («жизнь – ничто»). «Хагакурэ», которое мы уже не раз цитировали, учит:
«Путь воина означает смерть. Когда для выбора имеются два пути, выбирай тот, который ведет к смерти. Не рассуждай! Направь мысль на путь, который ты предпочел, и иди!»
Поэтому всякий японский «боевой холоп» был готов беззаветно проливать свою кровь и отдать саму жизнь, если того требует его долг.
Самурайство заимствовало стоическое терпение и презрение к смерти от буддизма (особенно на него повлиял дзэн-буддизм); религиозное почитание своей земли и своего суверена – от синтоизма; социальную модель, ритуальность поведения (а на ранних стадиях и определенную литературно-художественную культуру – от конфуцианства). Таким образом, «бусидо», при ближайшем рассмотрении, представляет собой не самобытное порождение исключительно «японского духа», но весьма сложную амальгаму. Сплав взглядов, заимствованных из разных учений, два из которых (буддизм, в своей форме, именовавшейся в Китае, как мы знаем, «чань-буддизмом», а в Японии – «дзэн-буддизмом», и конфуцианство) пришли на Японские острова из континентального Китая (в значительной степени – через Корею, как и многое другое).
Два основных момента всегда поражают всякого, кто знакомится с историей самурайского сословия. Во-первых, как нам уже известно, у японских «боевых холопов» с давних времен существовал обычай отрезать голову поверженному противнику. Самураи старались пленных не брать, трофеи их интересовали мало; главная цель и наивысшая радость для них заключались в том, чтобы добраться до сильного противника, сразить его, отрубить убитому голову и поднести ее в дар своему господину. Возможно, этот обычай «охоты за головами» восходит к эпохе войн в Древнем Китае, где воин получал повышение по службе, если добывал в бою и приносил своему военачальнику голову (или правое ухо) знатного врага. Кстати, аналогичный обычай существовал и у татаро-монголов эпохи Чингисидов (как мы знаем, довольно быстро окитаившихся, после покорения ими Китая). Так, например, после уже неоднократно упоминавшегося нами выше разгрома монголо-татарскими полководцами хана Батыя объединенного войска силезских, польских, немецких и орденских рыцарей в 1241 году при Лигнице (Легнице, Вальштатте) вечером к шатру монголо-татарского главнокомандующего торжествующие победители приволокли девять огромных окровавленных мешков, доверху наполненных отрезанными ушами христианских рыцарей, павших в бою. Отсюда идет и широко известное в Японии по сей день изречение: «Взял голову и получил повышение».
Во-вторых, японские «боевые холопы» отличались редкостным хладнокровием, с которым они расставались с собственной жизнью. Самоубийство было чрезвычайно широко распространено в самурайской среде уже с XI века; обычай велел верному вассалу добровольно уходить из жизни, если умирал его господин (это называлось «смертью вослед»); смерть от своей собственной руки также служила средством избежать позора и бесчестья; способом продемонстрировать свои самоконтроль и выдержку в экстремальных обстоятельствах. В этой связи обычай вспарывать себе живот («сэппуку», или «харакири») должен рассматриваться не как экзотический способ ухода из жизни, но как традиционная, последняя в земной жизни, демонстрация собственной доблести. Добровольно убивая себя столь мучительным способом, самурай показывал, что он не трус, выбирающий «легкий и быстрый» выход из сложившейся безвыходной ситуации, но истинно благородный и праведный муж, обладающий подлинной силой духа даже перед лицом самых неблагоприятных обстоятельств.
Вскрытие себе живота (а вскрывать живот предписывалось определенным зигзагообразным движением) далеко не всегда приводит к немедленной смерти самоубийцы, она бывает долгой и грязной. И потому очень часто при ритуальном самоубийстве «боевого холопа» присутствовал «помощник», или «секундант» («кайсяку»), избавлявший «буси»-самоубийцу от неприятных последствий этого жестокого акта, когда могло произойти что-то некрасивое, грязное, непристойное, грозившее омрачить последние минуты благородного воина и торжественность момента. О «сэппуку» у нас будет еще подробнее рассказано далее.
Не случайно в XVIII веке «боевой холоп» Цунэтомо Ямамото признавался:
«Я постиг, что путь самурая – это смерть».
Постоянная память о смерти (характерная и для некоторых других, в том числе западных, элитарных групп или сообществ – например, для «вольных каменщиков», или масонов, одним из главных девизов которых является «Memento mori», то есть, «Помни о смерти», одним из главных символов – человеческий череп или скелет с надписью «Ты сам таков будешь» и т.д.) порождает некоторый сентиментальный настрой. В Средние века в некоторых вариантах «бусидо» были распространены наставления по занятиям изящной словесностью, в первую очередь – поэзией. В этих наставлениях утверждалось, что умение составить возвышенное стихотворение перед самоубийством (или просто перед лицом смертельной опасности) подчеркивает величие самурайского духа и его способность возвышаться и над смертью, и над жизнью.
О воспитании сыновей японских «боевых холопов»
Воспитание «боевого холопа» начиналось с раннего детства. Вместо волшебных сказок родители рассказывали малышам о «войне Гэмпэй» и о других, столь многочисленных в истории Японии и самурайского сословия, драматических событиях. В этих повествованиях отважные герои-самураи всегда опережали блистательные победы над врагами, а если военное счастье изменяло им – бестрепетно и хладнокровно шли на смерть. Как правильно предполагали взрослые, подобные рассказы пробуждали в детях пылкое желание когда-нибудь стать таким же, как вызывающие его восхищение идеальные герои из родительских рассказов.
Но чтобы стать истинными «боевыми холопами», одного желания было недостаточно. Воспитание настоящего «буси» – дело многотрудное, долгое, кропотливое, требующее ежедневного напряженного труда. С нашей сегодняшней точки зрения оно (как, скажем, воспитание спартанских юношей) может показаться излишне суровым.
Прежде всего, мальчика самурайского рода учили владеть своим телом и своими чувствами. Преисполненные любви к своему сыну, родители хотели научить его без жалоб сносить боль, голод, холод, отсутствие сна и любые другие жизненные тяготы. Если мальчик, паче чаяния, оказывался не в силах сдержать слезы, мать отчаянно бранила его за это проявление недопустимой для будущего «буси» слабости.
Железная воля, сильный и цельный характер, умение подчиняться жесточайшей дисциплине воспитывались в отроке не только великими примерами, увещеваниями и наставлениями, но и всеми условиями жизни будущего самурая.
Так, мальчиков в семьях японских «боевых холопов» будили еще в предрассветные сумерки, оставляли играть в нетопленой комнате, подолгу не кормили. Еще большие испытания ожидали их, однако, впереди, когда они подрастали, и их уже можно было учить чтению и письму в соседнем храме или монастыре. Детям приходилось проделывать долгий путь туда и обратно в любую погоду, часто без верхней одежды – даже в ненастную, дождливую погоду и зимой, совсем босыми или обутыми лишь в деревянные сандалии «гэта» на босу ногу.
