В нарушение достигнутой Албукерки с капитаном да Новой договоренности, плыть вместе до мыса Рас-эль-Хадд, «Флор ди ла Мар» исчез ночью близ побережья Омана. Албукерки был глубоко уязвлен тем, что очередной подчиненный ему капитан сбежал, даже не попрощавшись. Неужто он забыл, как вырвал несколько клочков из бороды Жуана да Новы?
Сам Нова такой забывчивостью явно не страдал. Он не расставался с бережно хранимыми им в носовом платке клочками своей поруганной бороды и, прибыв в Каннанури, вслед за несколько опередившими его тремя дезертировавшими капитанами, предъявил это вещественное доказательство нанесенной ему домом Афонсу обиды вице-королю Индии Алмейде. Вдобавок он подтвердил истинность и справедливость всех обвинений, выдвинутых против Албукерки прибывшими в Индию до него капитанами-дезертирами. Причем это подтверждение прозвучало особенно веско, поскольку на борту «Флор ди ла Мар» было доставлено и письмо Албукерки Алмейде, в котором дом Афонсу клеймил позором поведение трех дезертировавших капитанов, отзываясь в то же время о да Нове с похвалой и уважением.
Вице-король Франсишку ди Алмейда, и без того не испытывавший чрезмерно дружеских чувств к Албукерки, не одобрял затеянной тем Ормузской операции. «Завоевание Вами этого города и этого царства достойно быть прославленным на страницах книг; однако я не в состоянии понять, что за пользу оно нам может принести» — писал Алмейда в своем первом ответе на рапорт Албукерки о капитуляции Ормуза. Испытывая нехватку в людях и не желая отталкивать от себя сбежавших к нему от Албукерки капитанов, Алмейда предпочел не слишком их расспрашивать о происшедшем. В результате Кампу, Кошта и Телиш отделались строгим выговором (видимо, без «занесения в личное дело»).
Тем временем брошенный ими в беде Главнокомандующий был занят оказанием помощи своим людям на Сокотре. Гарнизон острова, больной и истощенный, вынужден был, вследствие бессовестного забвения служебного долга и требований элементарного человеколюбия капитаном Телишем, сбежавшим с предназначенными для Сокотры провиантом и лекарствами в Индию под крылышко к Алмейде, с грехом пополам поддерживал свое существование пальмовыми листьями, которые изголодавшиеся португальцы варили, как капусту, и дикими плодами. Естественно, провизии, доставленной на Сокотру на борту «Сирни» и сопровождавшего его второго корабля, могло хватить лишь ненадолго (ведь командам флагмана Албукерки и его корабля — спутника тоже необходимо было чем-то питаться). Поэтому дом Афонсу отправил корабль «Рей Гранди» («Большой Король») под командованием капитана Таворы в Малинди за необходимым провиантом, сам же стал крейсировать на «Сирни» возле мыса Гвардафуй, исследуя побережье Сомали и выслеживая арабские парусники. Но Албукерки явно не везло. За два месяца недавнему покорителю Ормуза удалось «добыть» всего один единственный «приз». Этот более чем скромный результат доказывал, что излюбленные каперами «охотничьи угодья» не всегда так изобиловали «дичью», как это представлялось португальцам.
С Таворой, возвратившимся в апреле, прибыли две шедшие в Индию каравеллы, под командованием, соответственно, Диогу ди Мелу и Мартима Куэлью. Впервые за два года до дома Афонсу и команды «Сирни» дошли «последние новости» о событиях в далекой Португалии. После чего пришлось заняться наведением порядка на Сокотре. Гарнизон острова, рассорившийся с островитянами, с большим трудом отражал их нападения. Поэтому Албукерки был вынужден, вместо того, чтобы, как он намеревался, взять курс на Мускат, оставаться весь сезон муссонов
[51] на Сокотре. Он подавил восстание островитян и, в наказание за бунт, наложил на них ежегодную дань в размере двадцати коров, шестидесяти коз и сорока мешков фиников, решив, хотя бы временно, за счет этого «продналога» проблему пищевого довольствия португальского гарнизона.
Зимовать на острове Сокотра было крайне тяжело и неприятно. Свирепые бури то и дело обрушивались на незащищенную гавань, угрожая гибелью четырем португальским кораблям. Особенно страдала от бурь каравелла капитана Таворы, «Рей Гранди», чья передняя и задняя палубные надстройки были такими высокими, что Албукерки, беспокоясь о безопасности корабля, то и дело грозившего опрокинуться, приказал их снести. Этот приказ был, однако, воспринят молодым, но гордым капитаном Таворой, преисполненным гордостью за красоту и высоту своего корабля, как личное оскорбление. Он в бешенстве заявил дому Афонсу, что отказывается командовать изувеченным кораблем.
«Как Вам будет угодно!» — со смехом отвечал Главнокомандующий. И тут же назначил на место строптивого Таворы дома Диниша Фернандиша, первоклассного моряка и отпрыска знатного рода. Однако Фернандиш имел один-единственный «изъян». Он был не «чистокровным» белым, а всего лишь «полукровкой». Вследствие чего все высокомерные и «чистокровные» фидалгу перешли с «Рей Гранди» на борт флагманского корабля. Но им нашли замену.
В середине августа Албукерки, которому в конце года предстояло сменить Алмейду на посту правителя Индии, снова взял — на всякий случай, чем, как говорится, черт не шутит! — курс на Ормуз. Хоть он и отдавал себе отчет в том, что вряд ли сможет чего-либо добиться от ормузцев, имея в подчинении всего-навсего двести человек, но утешал себя тем, что попытка не пытка. По своей старой привычке, дом Афонсу по пути, на всякий случай производил собственные расчеты, следя за курсом своего корабля. Как-то вечером он огорошил своего кормчего Гонсалвиша предупреждением: «Если Вы не измените курс, нас завтра разобьет о берег у Масейры».
Гонсалвиш, оскорбленный тем, что дом Афонсу усомнился в его профессионализме, резко ответил, что может хоть сейчас выбросить свои морские карты и навигационные инструменты за борт, если сеньор капитан считает себя лучшим штурманом, чем он. Албукерки, улыбаясь себе в бороду, пожал плечами. Гонсалвиш, то ли вследствие упрямства, то ли вследствие обиды, продолжал вести корабль и дальше прежним курсом. Счастье, что «Сирни» почти мгновенно слушался каждого поворота руля! Ибо руль незадолго до наступления полуночи пришлось-таки повернуть, причем очень резко, чтобы спасти корабль, в последний момент, когда его нос уже, казалось, лизали волны совсем близкого прибоя.
«Вообще-то теперь уже мне следовало бы бросить за борт мои карты и инструменты, коль скоро я доверился Вашему руководству» — обратился остававшийся все время на палубе Албукерки к насмерть перепуганному Динишу Гонсалвишу. «Вот Вам урок, сударь! Впредь будьте внимательней в Ваших расчетах, и не дерзайте ожидать от милосердного Господа, что он всякий раз будет творить чудеса ради нашего с Вами спасения!» Видимо, дом Афонсу надолго запомнил этот случай, ибо по прошествии нескольких лет написал королю Мануэлу: «Дабы пробудить в кормчих должное чувство ответственности, которого им, к сожалению, не хватает, было бы неплохо проводить тщательное расследование обстоятельств каждого кораблекрушения».
