Губернатор, прекрасно осведомленный о том, что творилось в Кочине, не скрывал своего мнения о тамошних португальских факторах: «Вашему Величеству было бы выгоднее давать обворовывать себя не Вашим собственным подданным, а флорентинцам — те, по крайней мере, прирожденные коммерсанты, знающие свое дело. Фактору надлежит лично удостовериться в качестве перца, установить, сухой ли он, или отсыревший, чистый или загрязненный. Ему надлежит проверить все весы, разновески и гири, а также проследить за тем, чтобы перец грузился на барки, доставляющие груз прямо на борт корабля. Но, если я сам не надзираю над всем этим, этого не делает никто».
Наиболее болезненную реакцию вызвал у Албукерки вопрос короля Мануэла, стоит ли вообще португальцам удерживать Гоа. Король обосновывал свои сомнения чрезмерными расходами, связанными с расширением и укреплением новой колонии, якобы разорительными для королевской казны, и выражал надежду на то, что Идалкан отвалит португальской короне за возврат Гоа кругленькую сумму. Дело могло принять нешуточный оборот. Но капитаны, к счастью и великому облегчению Афонсу Албукерки, который сообщил им о намерении короля и мнение которых по этому поводу должен был выслушать, единогласно заявили, что продажа Гоа за какую угодно сумму была бы непоправимой ошибкой, поскольку в этом случае «турки немедленно захватят порт, давно уже облюбованный ими в качестве базы для своего флота». Поэтому дом Афонсу мог со спокойной совестью написать своему королю: «Если Ваше Величество отдаст Гоа туркам, нашему владычеству в Индии будет тем самым положен конец. Вообще же расходы на Гоа постоянно снижаются. Недалек тот день, когда Гоа сможет самостоятельно себя содержать» (или, выражаясь современным языком, перейдет на самоокупаемость — В.А.).
Видимо, дом Мануэл был скуповат от природы, и стремился всячески избегать излишних, по его мнению, расходов. Ему было по душе владеть колониальной державой, которая, однако, не должна была — по крайней мере, в идеале! — стоить ему ни гроша. О верности этой оценки личности португальского монарха свидетельствуют, в частности, следующие строки из письма короля, направленного дому Афонсу в 1512 году:
«Афонсу ди Албукерки, друг! Хорошо оплачиваемые люди (чиновники, солдаты и матросы — В.А.) несут службу более исправно, и с большей охотой пребывают в дальних землях. Посему нам угодно, чтобы они хорошо оплачивались, однако — обращаем на это Ваше особое внимание — платите им не нашими деньгами, а чужими». Что тут сказать? Хоть стой, хоть падай. Видимо, обласканный Фортуной Мануэл Счастливый попросту воображал, что в распоряжении его губернатора Индии всегда имеются «чужие» деньги, деньги каких-то «других людей». Иначе бы он не держал Албукерки на «голодном пайке», как уже говорилось выше. Правильность данного утверждения наглядно демонстрирует история подчиненного Албукерки — моряка с громкой фамилией Лашкар — вероятно, Ласкарь, или Ласкарис (указывавшей на его греческое происхождение и, возможно, отдаленное родство со знатной «ромейской» фамилией Ласкарисов, давших Никейской империи «ромеев»
[97] двух знаменитых василевсов-императоров — Феодора и Константина). Этот Лашкар, устав ждать выплаты положенного ему жалованья, обеспокоил губернатора вопросом, на что ему, потомку восточно-римских самодержцев, жить.
«Займите денег у друзей» — посоветовал ему Албукерки, задумчиво поглаживая бороду.
«Мне нечего отдать им в залог, кроме, разве что, пары волосков из Вашей бороды!»
И что же? Дом Афонсу, не раздумывая, вырвал несколько волосков из своей холеной длинной бороды — и вручил их своему высокородному «морскому волку», в качестве залога. Через несколько недель, после пополнения опустевшей кассы средствами за счет полученной с Ормуза ежегодной дани и выплаты всем служилым людям положенного им жалованья, Лашкар явился снова. «Не желаете ли выкупить волоски из своей бороды?» — поинтересовался он у Албукерки. Поскольку денег в кассе больше не осталось, губернатор заплатил из собственного кармана (а если быть точнее — кошелька).
Менее забавной, чем история столь безоглядно доверявшего генерал-капитану моряка с громкой фамилией, была другая история, приключившаяся с неким алебардщиком, выразившим свое недовольство задержкой выплаты ему положенного жалованья, вылив в окно помойное ведро. как на грех, в то самое мгновение, когда внизу проходил губернатор. У Албукерки хватило выдержки сделать вид, что он счел поступок алебардщика непредумышленным. Никаких дисциплинарных мер не применял дом Афонсу и к другим своим подчиненным, даже осмеливавшимся бранить его открыто за «зажим» их жалованья. «У них есть все основания гневаться» — говорил он
взятия Константинополя крестоносцами-«латинянами» в 1204 году и просуществовавшего до 1261 года. Никейская империя была крупнейшим и самым жизнеспособным из средневековых греческих государственных образований; её василевсы (цари) продолжали считать себя единственными законными правителями Восточной Римской империи (Романии и «Византии») и преемниками императоров Древнего Рима, а официальным названием государства было «Римское (Ромейское) царство», или «Ромейская василия».
своему окружению — «они исправно несли службу, а денег за это не получили. Хвала Господу, что они не учинили ничего похуже! Должны же они давать какой-то выход своим чувствам! Пусть лучше избирают меня мишенью для выражения своего справедливого недовольства, чем пренебрегают своими служебными обязанностями!»
Наконец, в 1514 году у дома Мануэла Счастливого случился приступ нехарактерной для него щедрости. Он дал губернатору Индии право самостоятельно расходовать восемь тысяч крусаду ежегодно на материальное поощрение своих подчиненных за особые заслуги. Эта добрая весть молниеносно разошлась по всей португальской Индии, побудив Албукерки к саркастическому замечанию: «Кажется, теперь мое лицо больше нравится подчиненным, чем прежде».
Однако этот прилив монаршей щедрости больше не повторялся. Как правило, в получаемых Албукерки королевских письмах содержались лишь претензии и жалобы на чрезмерные траты, неоправданные расходы, обвинения во всевозможных упущениях, непрактичные предложения и приказы, противоречившие друг другу. «Ведомо ли Вам, что Вы постоянно изменяете Вашу политику?» — писал, приведенный в отчаяние переменчивостью короля и его решений, губернатор дому Мануэлу. «Индия — не крепость Эл Мина, о которой нечего особо беспокоиться, ибо она пребывает в Вашей полной власти. Если Ваше Величество будет и впредь идти по этому пути, все здесь может перевернуться. Мне думается, Вас побуждают действовать так письма наших индийских сочинителей».
Чтобы уважаемым читателям было ясно, что имел в виду дом Афонсу, автор настоящей книги даст два необходимых, на его взгляд, пояснения.
1) В правление короля Жуана португальцы построили в 1482 году в Эл Мине на западноафриканском Золотом берегу мощную крепость, под защитой которой получили возможность, согласно хронисту Дуарти Пашеку, «сто семьдесят тысяч добраш золота ежегодно».
