Мы встретились с представителем ВОЗ, которому удалось достать компьютер и принтер. Агентство США по международному развитию предоставило велосипеды и мотоциклы. Компания Chevron, уже четверть века добывавшая нефть в этом регионе, согласилась выделить нам джип и бензин, а также жидкий азот.
Когда прояснился масштаб вспышки, стали поступать пожертвования от многочисленных неправительственных организаций и других государств. Свой вклад внес и Заир – власти разрешили не взимать пошлину с поступавшей в страну гуманитарной помощи. Несмотря на богатейшие запасы алмазов, золота и нефти, страна была нищей. Сначала постарались бельгийцы, а потом – президент Мобуту Сесе Секо, который создал клептократический режим и, говорят, за годы своего правления украл от 5 до 15 миллиардов долларов.
Взлетно-посадочная полоса в Киквите – это бывшее футбольное поле. Мы должны были вылететь туда на грузовом самолете, построенном, наверное, году в 1940-м, однако вылет отложили из-за журналистов: они заплатили министерству информации от 500 до 10 тысяч долларов, что позволило им обойти запреты и отодвинуть в сторонку нас, неплатежеспособных филантропов. Могущество СМИ я понял в Киквите. Нас не хотели выпускать из салона, пока журналисты не выйдут и не приготовятся сфотографировать, как мы выходим.
Двенадцатого мая мы прибыли в киквитскую больницу, рассчитанную на 350 коек. Мы везли с собой запас хирургических перчаток, халатов, резиновой обуви, клейкой ленты, масок, дезинфицирующих средств и мешков для трупов. Нас с Пьером сопровождал доктор Филипп Кален, швейцарский врач и прекрасный ученый-вирусолог, который проходил в Центрах по контролю и профилактике заболеваний постдокторскую стажировку по молекулярной биологии, но после этой вспышки решил изменить карьеру и сосредоточиться на полевой работе. Нас встретил главный врач больницы, представитель Пастеровского института и полковник заирской армии доктор Нсуками Заки – наверное, единственный работавший человек во всем правительстве. Доктор Заки был привлечен заирским Красным Крестом для организации работы волонтеров – помимо всего прочего, нужно было найти грузовик для перевозки трупов к месту захоронения и бульдозер для рытья братских могил.
Больница, которая даже в свои лучшие времена была печальным и депрессивным местом, превратилась в тропический ад. Разбежался почти весь персонал – а также все пациенты, кто только мог, – что способствовало распространению заболевания. Остались только самые тяжелые больные, в том числе загипсованный с ног до головы мужчина. А еще мертвецы. Нам приходилось лавировать между распухшими, зловонными трупами пациентов: они лежали на полу, на койках. Повсюду была кровь, рвота и экскременты, под ногами валялись иглы и шприцы. Не было ни электричества, ни освещения, ни водопроводной воды. Не было даже уборной.
Предполагалось, что целью моей работы будет создание системы надзора, выявление факторов передачи инфекции и внедрение мер противодействия. Пьер – настоящий герой этой вспышки Эболы и многих последующих – вместе с Филиппом должен был сосредоточиться на сборе клинической информации и развертывании походной лаборатории. Но теперь стало до боли очевидно, что, какими бы ни были наши планы, прежде всего надо убрать грязь и обеспечить пациентам уход.
Эпидемия затронула четыре больницы. Кроме Киквитской главной больницы, ставшей очагом, была поражена больница № 2, а также больница в деревне Мосанго, куда перевели медика, который лечил лабораторного техника, заболевшего одним из первых. Интересно, что в Мосанго не заразилась всего одна женщина-врач – она тщательно мыла руки. Четвертая больница была расположена в Яса-Бонге, примерно в 250 километрах оттуда.
Сначала мы занялись главной больницей. Она была рассчитана на 326 коек и состояла из дюжины зданий, так называемых павильонов. Пациенты спали на тонких матрасах без простыней, койки представляли собой металлические рамы, покрытые облупившейся белой эмалью. Пациентов в больнице не кормили, так что продукты приходилось покупать родным.
В первый день мы оставались снаружи и разгружали медикаменты и защитное снаряжение. На второй день, надев защитные халаты, очки, ботинки и перчатки, мы вошли в больницу и начали помогать коллегам оказывать медицинскую помощь, убирать из отделений трупы, жечь матрасы и обеспечивать минимальную гигиену. Бельгийское отделение «Врачей без границ», имевшее постоянное представительство в Киншасе, прислало группу из двух санитарных врачей, один из которых знал местный язык. Они установили бак для воды, стерильные фильтры, электрогенератор и соорудили систему удаления отходов.
Заирский Красный Крест сыграл очень важную роль в погребении трупов, но до нашего приезда у их волонтеров не было защитной одежды, и шестеро из них заразились и умерли. Мы снабдили их оранжевыми комбинезонами биологической защиты, резиновыми ботинками и масками, а также шахтерскими лампами, которые закрепляют на голове, так как электричество было не везде. В этом наряде они напоминали существ из фильма ужасов или подручных самого дьявола. Они опрыскивали труп дезинфицирующим средством, помещали в белый пластиковый мешок, а затем опрыскивали еще раз. После этого они клали мешок на каталку и везли по крытому проходу из третьего павильона – карантинного отделения – в маленькое бетонное здание морга.
Когда больницу привели в порядок, заирский Красный Крест начал отправлять грузовики для сбора трупов в окружающие деревни. Это было крайне опасное занятие еще и из-за враждебного отношения местных жителей. Они хотели обращаться с мертвыми по своим обычаям – с прикосновениями, поцелуями и омовениями. Некоторых парней даже избили за то, что они пытались забрать трупы.
По штатному расписанию в больнице Киквита должно было быть 12 врачей, 200 медсестер и акушерок и 60 санитарок. Из оставшихся врачей трое были больны: один поправлялся дома, двое – в больничном отделении. Еще остались три медсестры и одна санитарка. Они работали несколько дней без отдыха, без руководства и без защиты.
Директор больницы нанял еще двух медсестер и санитарку, а также одна медсестра из персонала больницы оставалась работать до следующего утра, пока ее не сменял волонтер. Таким образом, всю первую неделю в больнице посменно работали всего три медсестры и одна палатная санитарка. Вскоре после нашего прибытия скончалась третья монахиня ордена малых сестер бедных, сестра Даниеланджела Сорти; ей было 48. Всего погибнет шесть монахинь. Последней жертвой станет сестра Витароза Цорца. Ей был 51 год, она приехала в Киквит работать медсестрой в отделении с больными монахинями. Вероятно, она умерла в результате незначительного нарушения инфекционного режима. Ее болезнь и смерть стали для нас самым тяжелым моментом. Пьер, рискуя собой, с любовью ухаживал за ней на протяжении всей ее болезни. Он же выкопал для нее могилу.
В отделение неотложной помощи продолжали поступать пациенты. Если жалобы указывали на Эболу, их обследовали в одной из двух отдельных палат и при вероятности заражения направляли в третий павильон.
Чтобы попасть в карантинное отделение, достаточно было малейшего намека на симптомы Эболы. Я уверен, что ошибок хватало и из-за этого здоровые люди заражались уже в больнице.
