– Ясно, как день. – отозвался Остелецкий. – Что за чертовщина? Как можно в такой ветер, при такой волне нести все паруса? И вообще, этому корыту лет двести, не меньше…
– Сохрани меня святой Эмеберт, и его сёстры, святые, Фараильда иРейнельда!
Девилль мелко закрестился, в глазах его плескался тёмный ужас.
– Это судно проклятого капитана Ван дер Деккена! Все, кто его увидит, обречены!
Жуткая тень приближалась – на глаз до неё было теперь не более пяти кабельтовых. Греве почувствовал, как спина, несмотря на пронизывающий ледяной ветер, покрылась потом, волосы зашевелились под зюйдвесткой – на ноках реев и на клотиках всех трёх мачт чужака пылали мертвенно-синие огни. И, словно ответ, палуба «Луизы-Марии» озарились сиянием огней святого Эльма, вспыхнувших на клотиках её мачт, на ноках гафелей, даже на леерных стойках, окаймляя палубу призрачным световым контуром. И – тишина, внезапно навалившаяся на людей, словно не свистел минуту назад ветер у снастей, словно не били в барабан корпуса валы, словно не отзывались измученные шпангоуты и киль глухими тресками и скрипами…
Девилль медленно опустился на колени. Подзорная труба выпала из его рук, глухо стукнулась о доски палубного настила и откатилась, застряв в шпигате.
Этого Греве снести не мог.
– Возьмите себя в руки, шкип! Веня, вперехлёст тебя через жвака-галс, чего встал столбом? Высвистывай к носовому орудию своих архаровцев, да поживее!
Остелецкий кивнул и ссыпался с мостика, судорожно хватаясь за поручни – Греве заметил, как побелели у него костяшки пальцев. «А ведь перепугался старый друг… Да и кто бы на его месте не перепугался?..»
Он стоял, намертво вцепившись в ограждение мостика, и не отрывал взгляда от надвигающегося на пароход кошмара. А потому – не видел, как высыпали на палубу из носового люка комендоры, подгоняемые Остелецким, как сноровисто расшпилили носовое орудие, как сорвали просмолённые чехлы с кранцев первых выстрелов, как подали сначала чугунную чушку фугасной бомбы, а потом пороховой заряд в шёлковом, промасленном картузе.
Грохот выстрела вырвал Греве из оцепенения. Сразу навалились остальные звуки – вой ветра, волны, скрип рангоута, истошный крик Остелецкого: «Заряжай!» и матерный рёв комендоров, осознавший наконец, на какую цель приходится наводить сорокафунтовку.
Грохот.
– Заряжай, молодцы, коли жизнь дорога!
Грохот.
– Задробить стрельбу! – каркнул барон, свесившись с мостика. – Нет уже никого! А может, и не было вовсе, привиделось…
И действительно: жуткий призрак пропал, погасли мертвенно-белые огни, и даже шторм, вроде, поутих, словно изумлённый случившимся.
– Орудие по-походному, зачехлить! Спасибо, ребята!
– Рады стара-а-а…
Донеслось в полубака.
– Боцман, всей команде по чарке! – гаркнул воодушевлённый Греве, забыв на миг, что он отнюдь не на борту «Крейсера». – А молодцам-комендорам по две, заслужили!
– Спас-с-с вашброди-и-и…
– Прошу великодушно простить меня, герр Греве… – просипел, поднимаясь на ноги Девилль. Оказывается, он так и простоял всё это время на коленях, обняв тумбу нактоуза.
– Должен заметить, что на «Луизе-Марии» до сих пор не было такого заведено. И вообще, как можно употреблять спиртное в шторм?
– Не было – так будет! – перебил бельгийца барон. – Что до шторма, то согласно обычаю, заведённому на кораблях и судах Российского Императорского Флота, наградные чарки отличившимся следует выдавать во время ежедневной раздачи винной порции. Но в данном случае я бы от этого порядка отступил. Сам подумай, головой своей нерусской: как матросам после эдакой страсти – и без чарки? Совершенно невозможное дело!
А ты, Гревочка, силён! Это надо было додуматься: по Летучему голландцу – и бомбой! Кто другой рассказал бы – нипочём бы не поверил. Это ж какая байка теперь будет!..
А что мне было делать – фигу ему скрутить? – огрызнулся барон. И вообще, Ты уверен, что нам это всё не примерещилось? Я вот – не очень.
– А что ж мы, по-твоему, видели? – изумился Остелецкий. – Вроде, ты адмиральским чайком не баловался, да и я тоже…
– А пёс его знает! Может, и ничего. Мираж, видение – знаешь, как в пустыне?
Остелецкий сощурился.
– Ты что-нибудь слышал о миражах, которые тают от фугасной бомбы?
– Бомба тут ни при чём. Припоминаешь, как на парусном флоте спасались в открытом море от смерчей? Заряжали пушки холостыми и давали залп! Смерч – это особым образом закрученная ветряная воронка, вот толчок воздуха при выстреле её и разрушал. А ежели мираж имеет схожее происхождение? Знаешь, как изображение в камере обскура – только не на стене в тёмной комнате, а скажем, на сгустившемся воздухе? Наука умеет много гитик, как говорят в нашем благословенном отечестве…
Остелецкий посмотрел на друга с изумлением.
– Не думал пойти в естествоиспытатели, Гревочка? Нет, я серьёзно – мысль-то недурна…
– Смейся-смейся… – огрызнулся барон. – Не знаю, как ты, а меня после такого пердимонокля так и тянет освятить судно. В Чили, кажется, католическая вера? Найдём монаха…
– А что, лишним не будет. – серьёзно ответил Остелецкий. Да и баронесса, думаю, одобрит.
– Вот только Камилле не вздумай рассказать! – встревожился Греве. – Незадолго до свадьбы мы были в Вене, и чёрт меня дёрнул сводить её в Придворный оперный театр, где давали «Летучего Голландца». Не дай Бог, теперь узнает про сие происшествие, непременно потребует поворачивать назад. А характер у неё – сам знаешь.
– Да вы, барон, как я погляжу, ещё и романтик! – ухмыльнулся Остелецкий. – Вагнера, вот, слушаете… Что до вашей супруги – то она всё равно узнает. Судно небольшое, такое происшествие не скроешь. Вы скажите, что наш призрак как раз и направлялся на ост, откуда мы с вами явились! Вряд ли баронесса захочет за ним последовать. Я вот о чём думаю…
Он потеребил подбородок.
– Воля ваша, а эта встреча не к добру. Может, зря мы сюда сунулись?
– Так ведь ты же сам настаивал! – опешил барон. До сих пор он не замечал за другом склонности к суевериям. – Я-то, как и Девилль, тоже хотел идти Магеллановым проливом…
– Настаивал, не спорю. А теперь вот сомневаюсь: а стоила ли овчинка выделки? Ну, увидели бы нас там, узнали, так и что с того? Всё равно, стоит нам прийти в первый же порт – через два-три дня об этом будут знать все, кому это хоть сколько-нибудь интересно. Зато обошлось бы без этой жути…
– Не бери в голову, Веня, дружище… – Греве поплотнее запахнулся в свою «непромокаблю». Он уже успокоился и вернул себе обычную жизнерадостность. – Встретили, не встретили… Это же самый край географии, тут, небось, и не такое встретить можно. Помнишь, как ты рассуждал о слонах и черепахе, на коих земной диск опирается? Так ведь это тут, недалеко, рукой подать….
