– Между прочим, насчёт «бронированных миноносок» газетчики ничуть не преувеличили. – заметил Повалиштн ранга, рассматривая перуанские торпедеры. – Деревянные корпуса этих скорлупок действительно заблиндированы котельным железом, а на месте рулевого поста – броневой купол со смотровыми щелями. Он снаряда, конечно, не спасёт, а вот от пуль, в том числе, и из картечниц Гатлинга – вполне. А именно пули, как показывает опыт балтийской и черноморской кампаний, представляют главную опасность для минных катеров, поражая команды и котлы.
– Да, инженеры постарались. – согласился Серёжа. – Насколько я знаю, на прочих миноносках никакой защиты нет, в лучшем случае, обложат котёл мешками с песком, или шпалами железнодорожными зашьют от пуль. Ещё бы американцы так поработали с машинерией, цены бы им не было! А то парадный ход – одиннадцать с половиной узлов, и это для миноноски, у которой скорость главная защита! Про надёжность машины я вообще молчу. Дня не проходило, как эта чёртова посудина ломалась, и приходилось останавливаться для ремонта. А под конец мы и вовсе плюнули, и до самого Кальяо тащили её на буксире. И за этот хлам перуанская казна выложила девять тысяч английских фунтов за каждую!
– Только не ляпните это при перуанцах. – усмехнулся Повалишин. – Они ни всем миром собирали деньги на «торпедеры», причём большую часть внесли те, кто живёт в САСШ и Европе – здешний-то народец нищ, обобран, гол, как сокол. А вы– «хлам»!
Как есть, так и говорю. – насупился молодой человек. – Меня сильно беспокоит, что адмирал так надеется на эти жестянки. Всю будущую операцию построил на них!
– Не могу не согласиться, Сергей Ильич. Хотя, будем справедливы: замысел дона Мигеля не лишён известной изобретательности. Совместить в ночной атаке таранные броненосцы и миноноски – такого, если мне память не изменяет, не делал ещё никто. Если ему удастся застать чилийцев врасплох – может и получиться.
– Если эти несчастные "Херрешоффы" не поломаются ещё на подходах. – не сдавался Серёжа.
– Ничего, наши механики с ними пошаманят, переберут машины – как-нибудь обойдётся. А чтобы не поломались раньше времени, вы, Сергей Ильич, потащите из за своей «Торментой». А потом и назад отбуксируете… если будет кого.
– Знаете, Иван Фёдорович… – Серёжа помедлил. – Я слышал, адмирал сам намерен возглавить эту атаку на «Републике». Команды на миноносках неопытные, я и подумал: может, набрать охотников из наших? Я бы тоже пошёл – скажем, на «Алаи», я с ней уже успел сродниться, пока волокли от самого перешейка.
Повалишин внимательно посмотрел на молодого сослуживца.
– А стоит ли, Сергей Ильич? Одно дело сражаться за отечество, и совсем другое – эта война, которая нам, по сути, чужая. Ну, привели корабли, подучили команды, то-сё… А голову класть – стоит ли?
– Так ведь людей жаль! – вздохнул Серёжа. – Пропадут ни за понюх табаку вместе со своим героическим адмиралом. А с нами – глядишь, и появится шанс.
Оказавшись на борту «Уаскара», Серёжа сразу принялся озираться по сторонам. Громкая слава этого небольшого кораблика далеко превосходила известность самых могучих броненосцев любого из флотов мира – и неудивительно, что молодому человеку было крайне любопытно. Но, увы, Мигель Грау встретил гостей, и, не дав времени оглядеться, проводил в кают-компанию, на время превращённую в комнату для совещаний. Там было тесновато – впрочем, и Серёжа, и Повалишин, немало послужившие на балтийских броненосных лодках (по сути, копиях американских однобашенных мониторов времён Гражданской Войны) были привычны и не к такому. Стулья сдвинули к стенам; на большом столе разложили карты и схемы, адмирал нависал над ними, словно стервятник над добычей. Возражений он не принимал – видно было, что всё заранее продумал до минуты, до каждого оборота винтов кораблей, участвующих в операции.
Вкратце, план Грау сводился к следующему. После трёх набегов на Антофагасту, предпринятых «Уаскаром», чилийцы более всего были озабочены проводкой на север очередного крупного войскового конвоя, состоящего из пяти больших транспортов, на борту которых было до трёх тысяч солдат с пушками и необходимым снаряжением. Зная о прибывшем к неприятелю подкреплении, чилийцы на этот раз намеревались сопровождать конвой обоими броненосцами и ещё тремя корветами. Контр-адмирал Грау намеревался дать транспортам добраться до конечного пункта, начать разгрузку – и первой же ночью, пользуясь неизбежно возникшей в гавани неразберихой, атаковать. Целью на этот раз должны стать не пароходы с войсками и воинским снаряжением, а чилийские броненосцы – Грау не без оснований полагал, что если вывести их из строя, то сухопутной армии, отрезанной от морских сообщений, не останется ничего, кроме капитуляции, несмотря на численное превосходство.
Средства для нападения были выбраны весьма разнообразные. Упомянутые торпедеры должны пойти в атаку вместе с двумя таранными броненосцами – «Тупаком Амару» и «Уаскаром», уже не раз применявшим на практике это грозное оружие морской войны. Но ими дело не ограничивалось: вместе с броненосцами в гавань Антофагасты пойдут три колёсных буксира, вооружённых самодвижущимися минами инженера Джона Лэя, недавно закупленными перуанским правительством в САСШ. В отличие от мин Уайтхеда, торпеда Лэя, при весе в три тысячи фунтов несёт двухпудовый заряд динамита, снабжена двигателем на угольной кислоте, обеспечивающим восьмиузловой ход на дистанции в полторы морских мили и, главное – управляется по электрическому кабелю. Оператор наводит снаряд на цель, ориентируясь на две торчащие из воды мачты, снабжённые по ночному времени фонариками.
Всего таких торпед было закуплено десять штук, но перуанцы успели подготовить к бою только три – их и предполагалось пустить в ход.
Мигель Грау, как и прочие перуанские офицеры, присутствующие на совещании, были в восторге от технической новинки. Русские же отнеслись к ней с изрядным скепсисом, чем немало огорчили коллег. Тем не менее, план Грау был принят, и единственное, на чём настоял Повалишин – это передача катера «Алаи» под начало старшего лейтенанта Казанкова. «Раз уж мои люди участвуют в этой операции, – заявил каперанг, – то я желаю, чтобы ими командовал мой офицер». Грау набычился, лицо его налилось кровью, что было признаком подступающего гнева – но спорить в итоге не стал. Все присутствующие понимали, что без усилий русских машинистов и гальванёров, готовивших катера и вошедших в состав их экипажей, нападение попросту не состоялось бы.
В перерыве совещания подали сигары, кофе и популярный в Южной чай матэ. За кофе Серёжа разговорился с адмиральским адъютантом, лейтенантом – и, в числе прочего, обратил внимание на его испанскую манеру речи. Оказалось, что Серёжин собеседник (он назвался Родриго Гальвесом) действительно родился в Испании и попал в Латинскую Америку незадолго до прошлой войны, в которой Испания противостояла Чили, Перу и Боливии. Отец его сочувствовал борцам за независимость, а старший брат даже поступил волонтёром в чилийскую армию – да так и остался там, дослужившись до полковника. Война прервала их сношения, однако Родриго было доподлинно известно, что Рамиро (так звали старшего брата) занимает довольно высокий пост, начальствуя над гарнизоном крепости в Вальпараисо.
